Жизнь и судьба Михаила Ходорковского

Точильникова Наталья Львовна

«А вам известно или было известно, кто-нибудь продает в России нефть в регионах добычи по европейским ценам Юралс?»

«Такого периода не было никогда, всегда цена на внутреннем рынке значительно ниже, чем цена на экспорт».

«А чем это объясняется?»

«Я думаю, в первую очередь это квоты. Никто не мог добывать сколько угодно, отправлять сколько угодно… На экспорт должна быть лицензия на конкретные объемы. Эти лицензии в лучшие времена не превышали 40 процентов объемов добычи».

«Вы сказали, что знаете Михаила Борисовича только с самой лучшей стороны. Что вы имели в виду?» — спросил адвокат.

«Чем открытей, тем он больше уважал людей. Это я знаю и по себе.

Потому что были ситуации, когда руководство «ЮКОС-ЭП» отдавали абсолютно для нас непонятные распоряжения. И я прямо из кабинета президента «ЮКОС-ЭП» звонил лично Ходорковскому, и он говорил: «Если это не нужно, не делайте этого». А на праздники, на Новый год, мы собирались с женами, с семьями, я его видел с женой, с детьми, как хорошего семьянина. Он был скромный человек. Ему можно было открыто задавать любые вопросы. И доступный. Всегда можно было позвонить. А если пришел в приемную — сразу управляющих принимал Михаил Борисович…».

И кабинет у него был «в три раза скромнее», чем у руководителей «ЮКОСа» в регионах.

«Ходорковский и Лебедев обвиняются в том, что их организованная преступная группа в течение 1998–2003 годы похитила всю нефть, добытую всеми тремя нефтедобывающими компаниями. То есть и компанией «Самаранефтегаз», которую вы возглавляли…Что вы можете сказать по этому поводу?» — интересовался адвокат.

«Если бы я считал, что это действительно своровано, я бы сюда не приехал. Я приехал сюда по собственной инициативе, в надежде на то, чтобы справедливость восторжествовала, чтобы человек не понес наказания за то, чего он не делал!» — отвечал Павел Анисимов.

Леонид Филимонов

27 июля допрашивали еще одного бывшего президента «потерпевшей» компании — Леонида Филимонова, возглавлявшего ВНК. Помните бывшего советского министра и знакомого Евгения Рыбина?

«Те денежные средства, которые перечислялись добывающим предприятиям за проданную нефть, — покрывают ли они затраты на производство?» — спрашивал его адвокат.

«Если говорить про «Томскнефть», в 97–98 годах у нас были трудные времена, мы не сшивали практически затраты и доходы…но когда дела стали поправляться в нефтяной отрасли, стала расти цена на нефть, особенно за рубежом, мы стали достаточно обеспеченным объединением, окупаемым».

«То есть после 98 года объединение стало достаточно окупаемым?»

«Да».

«В 97–98 годах «Томскнефть» находилась в состоянии банкротства?» — спрашивал адвокат Сайкин.

«Попытки такие были <…> мы с руководством области искали пути выхода, и нас не обанкротили. Когда нас купили, я знаю, что «ЮКОС» помогла закрыть долги по налогам <…> такая помощь была. И банкротство было приостановлено».

Заговорили об обводненности нефти на месторождениях.

««Томскнефть» — 70–75 процентов, — отвечал свидетель. — Самая тяжелая по обводненности «Самаранефтегаз», там до 85 процентов, у «Юганскнефтегаза» порядка 45–50 процентов. Это было самое свежее у нас месторождение <…> Воду, которую поднимают с нефтью, — так называемая скважинная жидкость — ее надо обязательно обратно закачивать в те же пласты, чтобы нас бог потом не призвал к ответу. Грубейшее нарушение экологии, если эту воду сбрасываем на поверхность. Она уничтожает все живое. Вода обязательно закачивается обратно. Это дорогостоящие технологии».

«Вода, отделяемая от жидкости, проходила ли какую-то обработку, перед тем как закачаться в пласт?»

«Поднятая жидкость состоит из воды, нефти, газа, солей… газ, нефть отбираем, то есть нагреваем, происходит отделение, газ ушел, нефть внизу, вода с солями остается на нижнем этаже. Потом определяем минерализацию

воды. И решаем, в какой пласт закачивать».

«Цену согласовывали со мной, когда контракты подписывали, — пояснял Филимонов прокурорам. — Цена была на уровне региона, в котором мы работали, так что никакого ущерба для «Томскнефти» мы не чувствовали».

«Вас самого устраивали те цены, по которым «Томскнефть» продавала продукцию в 98 — 2003 годах?» — спрашивал прокурор.

«Может, мне и не говорили, но я часто ездил по месторождениям. Встречался с людьми… но такого крика, чтобы «обобрали, отобрали» я не слышал. А вот заработала ли бы «Томскнефть» больше самостоятельно — в этом я сомневаюсь. Я понимал прекрасно, что одни мы — «Томскнефть» — не проживем. Рядом такой гигант — «ЛУКОЙЛ» — да он нас задавит! Так что хочешь быть живым — иди в большую компанию. Другого выхода нет».

Тагирзян Гильманов

Через месяц, 26 августа, допрашивали бывшего главу третьей добывающей компании «ЮКОСа» — «Юганскнефтегаза». На свидетельскую трибуну поднялся Тагирзян Гильманов [263] — бывший генеральный директор «ЮНГ».

«Вы состояли в штате собственно «Юганскнефтегаза» или «ЮКОС-ЭП»?» — спрашивал адвокат Мирошниченко.

«Сначала я был в штате «Юганскнефтегаза», когда перешли на единую акцию, — в штате «ЮКОС-ЭП». Тогда должность наша уже называлась управляющие, а институт генеральных директоров был исключен. Как управляющие мы работали по доверенности. Для меня эти перемещения не были принципиальными. Я точно понимал, что моим непосредственным руководителем является президент ЗАО «ЮКОС-ЭП»».

263

http://www.khodorkovsky.ru/khamovnichesky_court/courtroom_reportings/13600.html.

«А у вас не возникало сомнений в целесообразности существования «ЮКОС-ЭП»?»

«Нет. Это было разумно. Это было полезно. Это было эффективно. Потому что была важна концентрация ресурсов в целом по компании. Мы иногда обменивались и материальными ресурсами: были дефицитные позиции, такие как редкие задвижки, лабораторное оборудование. При отсутствии у нас при единой базе данных мы могли получить это из другого региона. И мы также делились с другими регионами. Была единая команда по добыче нефти. А еще кадровые перемещения. Мы изучали опыт и «Самаранефтегаза», и «Томскнефти», и какие-то лучшие практики мы переносили на себя, они действовали таким же образом. Шло поступательное развитие, это давало положительный эффект. Мы ежемесячно собирались и отчитывались все вместе, слушали отчет самарской команды, томской команды… мы понимали какие требования. Потому что иногда возникает такое чувство, что с нас требуют больше, чем с других. Но там мы видели, что равное отношение идет ко всем добывающим подразделениям».

«Покрывались ли затраты на добычу нефти ценами, по которым «Юганскнефтегаз» продавал нефть?» — спрашивал адвокат.

«Безусловно, покрывались, потому что надо было профинансировать все операционные задачи. Это, во-первых, налоги, потом энергетика, заработная плата. Это защищенные статьи. По ним мы платили с максимальной возможностью. Дальше шли материалы, связь, транспорт. Более того, я получал деньги для финансовой составляющей коллективного договора. Это уже исходило из прибыли. Кроме того, я получал очень серьезные деньги на капитальное строительство. Десятки миллиардов. Строительство нефтепроводов, площадных объектов, газопроводов. Я получал все необходимые финансовые ресурсы.