Жизнь и судьба Михаила Ходорковского
Шрифт:
И объявил перерыв на обед.
Выступления адвокатов
После обеда выступали адвокаты и один за другим просили полностью оправдать обоих подсудимых.
«…это расправа с политическим противником с большой примесью коррупционно-рейдерской составляющей», — говорил Юрий Шмидт.
«На моих глазах вчерашние вожди в одночасье становились врагами народа, шпионами и расхитителями. И наоборот, лжеученые, шпионы и прочие отщепенцы возводились на заслуженный пьедестал и становились героями в глазах людей. А сейчас ход времени ускорился — и нам предстоят многие открытия в совсем
Я ощущаю особую ответственность, потому что уверен, что защищаю одного из умнейших и достойнейших людей России. И этим горжусь!» — закончил адвокат под аплодисменты публики и крики приставов, выводящих из зала тех, кто дерзнул аплодировать.
«Предупреждаю зал! — закричал судья. — Все ваши аплодисменты будут пресекаться аналогичным образом! Здесь не культурное… ээ… не культурно-массовое мероприятие!».
Адвокат Владимир Краснов говорил о мене акций, о том, что срок давности по этому эпизоду истек еще в 2008-м, и что акции были возвращены.
Адвокат Леонид Сайкин говорил о так называемой легализации ценных бумаг:
«Зафиксирую важное открытие, сделанное обвинением, оно достойно того, чтобы попасть в методические пособия по легализации. Помимо уведомления государственных органов, надо отразить в публично доступных официальных документах (реестрах) всю цепочку сделок и обязательно привести в них подробные сведения обо всех владельцах. И важно также сохранить все первичные документы по совершенным сделкам, чтобы облегчить затем правоохранительным органам постижение истинной картины сокрытия источника происхождения акций».
«Итак, о сделках сообщили государственным органам, отразили их в публичном реестре, «ЮКОС» обсуждал с заинтересованными государственными органами, когда и как акции будут возвращены. И таким образом сокрыли факт приобретения таких акций», — заметил Сайкин.
Слушания продолжились на следующий день.
Адвокат Алексей Мирошниченко говорил о преюдиции, о том, что решения предыдущих судов по делу «ЮКОСа» не позволяют говорить ни о хищении нефти, ни о легализации. И если Виктор Данилкин проигнорирует эти решения, то это «будет означать дискредитацию всей судебной системы РФ».
Ничего, он проигнорирует.
Хотя дискредитировать судебную систему России — все равно что дискредитировать Иуду Искариота — хуже не будет.
Мирошниченко говорил о решениях арбитражных судов, признавших, что нефть, купленная трейдерскими компаниями «ЮКОСа», принадлежала «ЮКОСу», а не Ходорковскому и Лебедеву. О решениях, подтвердивших законность генеральных соглашений о покупке нефти «ЮКОСом» у своих нефтедобывающих «дочек», о приговоре Мещанского суда, которым его подзащитные были осуждены за то же самое, только с иной квалификацией, а повторное осуждение по тем же преступлениям запрещено не только российскими
Мирошниченко вспомнил о том, что прокурор Ибрагимова заявляла в прениях, что между Мещанскими и Хамовническими обвинениями нет совпадения. И ушла в глубины уголовного и налогового права. «Все это опровергается известной любому квалифицированному юристу непреложной истиной. У похитителя никогда не возникает законной обязанности уплачивать налог», — заметил защитник.
Адвокат Борис Грузд говорил о том, что основной метод обвинения заключается в широком использовании прилагательных «фиктивный», «подставной» и «подложный», которые применяются то к фирмам, то к их директорам, то к договорам.
И я подумала, что метод вполне универсальный, так можно описать все. Например: «В результате подложных выборов к фиктивной власти в России пришел подставной президент».
Но в случае Ходорковского эта терминология не столь реалистична. И фирмы работали, и договора должным образом и оформлены, и исполнены.
И с предметом преступления не все в порядке. До сентября 2005-го следствие считало, что похищены денежные средства, а потом вдруг решили, что похитили нефть.
«Как правило, в обычном уголовном деле расследование идет от факта преступления к предполагаемому преступнику. Здесь не так. В исходных условиях уже было «установлено», что Ходорковский и Лебедев «должны сидеть». За что — не важно. Деньги, нефть — безразлично!» — говорил адвокат.
Предмет хищения изменили, а способ оставили прежним: «в их версии получается, что жидкость присваивалась тем же способом — путем составления бумаг, — что и деньги в безналичной форме». Но «составив какой угодно документ, невозможно присвоить вещь. Для этого необходимо совершить действия, непосредственно направленные на вещь, то есть обособить ее и изъять либо иным способом установить над ней физический контроль».
И адвокат перешел к оценке ущерба: «Поскольку денежные средства, уплаченные «потерпевшим» за нефть по договорам купли-продажи, превышали ее фактическую стоимость, то ущерб отсутствует».
И заметил, что сторона обвинения перешла к другой методике расчета ущерба. Объем похищенной нефти был уменьшен, а сумма ущерба при этом непостижимым образом увеличилась. Расчет обвинители не представили ни суду, ни защите. Так что методика осталась тайной.
Честно говоря, меня этот факт нисколько не удивляет. Если в результате хищения у потерпевших возникает прибыль, почему, собственно, от уменьшения размера похищенного сумма тоже должна уменьшаться? Я не удивлюсь, если они прибыль как раз в качестве ущерба и посчитали. Ну, или выручку.
А адвокат занялся составом преступления, которого не обнаружил вовсе, ни одного признака: ни обращения в свою пользу имущества против воли собственника, ни противоправности, ни безвозмездности.
Последняя, например, заключалась в том, что «потерпевшим» за нефть за 1998–2003 годы было перечислено почти 408 миллиардов рублей, что примерно равно годовому бюджету города Москва.
И Борис Грузд попросил суд оправдать подсудимых за отсутствием события преступления.
После обеда выступал адвокат Константин Ривкин.