Жизнь и труды Клаузевица
Шрифт:
Приходится сильно пожалеть, что об этих шести годах жизни Клаузевица мы так мало знаем. Трудно допустить, чтобы он мог эти года, при монотонности провинциальной жизни, бедности ее духовных интересов, скудности книжного материала, той или иной служебной занятости, использовать для расширения своего кругозора или для накопления знаний — они были, как увидим ниже, более, чем скромны — но мы смеем догадываться, что шесть лет Н. Руппинской жизни не прошли даром для создания настроений, для наброска первых вех будущего миросозерцания, для отточки характера. Судя по заметкам, воспоминаниям в письмах и другим данным, Клаузевиц в эти годы преимущественно занимался математикой, французским языком и военными науками — последними, вероятно, в объеме содержания полковой библиотеки.
Что Клаузевицу действительно недоставало в этой обстановке, это культурного общения людей, возможности учиться «на слух» путем беседы и подражания. Он, однако, строил свои корабли и одиноко искал им дорогу на безбрежном море своей нервной жизни. Командир полка полковник Кшаммер (Cschammer) был незаурядный человек [26] и не чужд был стремлений,
26
В H. Руппине, наряду с технической школой для солдатских детей, он основал «Военно-научное образовательное учреждение для будущих офицеров» (Milit"arischwissenschaftliche Bildungsanstalt f"ur k"unftige Offiziere).
Тем большее впечатление произвел на молодого офицера другой шеф Н. Руппинского полка. Воспоминания о Фридрихе были еще очень живы в армии, и Клаузевиц должен был подойти к изучению дел и дум его не по одному лишь побуждению изучать военное дело, но и благодаря еще слишком свежим преданиям и рассказам о великом короле. Несомненно, духовный облик крупнейшего полководца, его своеобразное миросозерцание, полная превратностей жизнь, бурная активность, минуты духовной прострации, над которыми, в конце концов, всегда господствовало ничем не укротимое мужество, король-работник и король, готовый «погибнуть с честью…» Этот причудливо сложный и вдохновенно-высокий облик полководца и политика оставил неизгладимый след на душе Клаузевица; глубокое увлечение королем и постоянное к нему внимание имели своим источником, несомненно, эти молодые годы в Н. Руппине [27] .
27
Начало занятий по Фридриху и объем прочитанных трудов установить нельзя, но несомненно раннее знакомство с «Общими принципами войны» («Generalprinzipia vom Kriege») в издании Шарнгорста (Der Unterricht des K"onigs von Preussen an die Generale Seiner Armee. Hannover, 1794), которые пользовались большим распространением в армии и имелись, конечно, во всякой полковой библиотеке. Также рано Клаузевиц познакомился с историей Семилетней войны Темпельгофа.
Клаузевиц прекрасно знал Фридриха, глубоко понимал его стратегию (чего, например, нельзя было бы сказать по отношению к стратегии Наполеона), и все страницы его трудов, а также и главного — полны иллюстрациями из боевой карьеры старого Фрица. Подчеркнуть это преклонение для нас важно потому, что многое в главном труде Клаузевица может быть сведено к этому преклонению и многие из наиболее ярких мыслей труда «О войне» — увлечение обороной, двойственность стратегии, техника некоторых действий и т. д. — развиты по Фридриху и на нем же обдоказаны…
Первый ученик Академии и Шарнгорста
Осень 1801 г. Большим событием в жизни Клаузевица, существенно обусловившим его дальнейшие шаги и жизнедеятельность, явилось его поступление осенью 1801 года на курсы Берлинской Военной школы [28] . Здесь Клаузевицу на первых же порах пришлось убедиться, что его подготовка далеко не отвечает предъявленным школой требованиям; это было для него тяжелым ударом. К тому же и материально он находился довольно в тяжелом положении [29] .
28
Фридрих II инструкцией 11 мая 1763 г. основал зимние школы для офицеров в Берлине, Бреславле, Кенигсберге, Магдебурге и Везеле. Школа в Берлине, носившая название Institut f"ur die Jungen Offiziere der Berliner Inspection [Институт для молодых офицеров Берлинской инспекции (нем). — Прим. ред.], являлась наиболее важной и существовала еще в царствование Фридриха-Вильгельма III. Директором его [института] был генерал Гейзау (Geusau), после которого с 5 сентября 1801 г. директором был назначен Шарнгорст. В 1801 и 1802 гг. Шарнгорст читал артиллерию, а в 1803 г., одновременно с полковником Пфулем, стратегию. Этот курс слушал Клаузевиц. В 1804 г. Шарнгорст предложил королю преобразовать Берлинский институт в Военную академию. Преобразование совершилось, и Шарнгорст был назначен ее директором. После Йенской катастрофы эта академия исчезла, но была восстановлена в 1810 г. и включила в себя также Артиллерийскую академию (существовавшую с 1791 г.), Инженерную академию (с 1788 г.) и Дворянскую военную академию (с 1765 г.). Эта составная Академия получила наименование Общей Военной школы (Allgemeine Kriegsschule) и по мысли Шарнгорста имела в виду дать высшим офицерам единое образование и единый дух. В том же 1810 г. Клаузевиц был назначен профессором этой школы.
29
Чтобы повысить свое содержание, ему приходилось выполнять за товарищей караульную службу: «довольно глупое буржуазное существование», как говорил он потом (Schwartz. I. С. 283).
От этих годов мы имеем интересный портрет молодого академика в воспоминаниях наблюдательной Элизы фон Бернсторфф [30] . Она жалуется на ту осмотрительность в политических вопросах, какую упорно проявлял Клаузевиц, а особенно на ту. большую сдержанность, которую он хранил по отношению к своему личному прошлому; всякий намек на перенесенные им невзгоды, казалось, обижал его; гордость не позволяла ему рассказывать о тех ударах судьбы, против которой боролась его юность.
30
Elise von Bemstorff. Ein Bild aus der Zeit von 1789–1835. Berlin, 1896. II. C. 102.
Этим
Труд Клаузевица, сделавший эпоху, был создан в строгом уединении, только супруга и немногие из друзей были посвящены в эту работу, только после смерти творца они отпечатали его произведение, — и еще вопрос, решился ли бы на это сам автор, если бы внешне оно даже гораздо дальше подвинулось бы вперед. Но Ротфельс такую сдержанность далеко не склонен отождествлять со слишком впечатлительной скромностью, которая совсем была не свойственна Клаузевицу. Иначе определяли военного мыслителя его политические и личные враги. Министр Шён (Sch"on) находил в нем достаточную дозу наглости (geh"orige Portion Arroganz), а Фридрих Дельбрюк [31] кратко отмечал, что «Клаузевиц — самомнящий о себе субъект». Конечно, это только внешность, только симптом. Суровая борьба в юные годы наложила на все его существо печать робости, развила в Клаузевице тенденцию глубоко прятать в себе лучшее своих дум и переживаний и хранить таковое от прикосновений вражеского мира. Холодное обороняющееся выражение глаз Клаузевица, презрительная складка вокруг его плотно стиснутых губ говорят об этой мягкости и обидчивости. Среди его выписок рано находят фразу Mallet du Pan'a [32] [Малле дю Пана]: «…il faut apr`es avoir pay'e sa dette a la soci'et'e, cacher sa vie et surtout n'avoir pas la pr'etention de se faire 'ecouter» [33] .
31
Воспитатель братьев: будущего короля Фридриха-Вильгельма IV и будущего императора и короля Вильгельма I.
32
Mallet du Pan. Considerations sur la nature, de la R'evolution de France et sur les causes qui en prolongent la dur'ee. Londres, 1793. Avant-Propos. P. V [ «Размышления о природе французской революции и причинах се продолжения» (франц). Прим. ред.]
33
Мале дю Пана: «…он поблек, уплатив свой долг обществу, скрывает свою жизнь и, главное, не имеет притязаний на то, чтобы к нему прислушивались» (франц). Прим. ред.
Короче говоря, и в стенах академии мы улавливаем ту же замкнутость, раздражаемость, щепетильность и все покрывающий пессимизм, который наблюдали раньше. Этот пессимизм, проникавший все его существо, уменьшал несокрушимую энергию его деятельности, лишал возможности внешними успехами выровнять недочеты прочного жизненного базиса.
Но в этом отрицательном результате жизненных переживаний, подрывавшем активность и размах деятельности, была и своя положительная сторона. Связь между внешним неуспехом и духовной деятельностью несомненна. Только полная обособленность (давшая даже повод [34] считать Клаузевица тайным пьяницей), скромность жизни, отсюда простор для работы и творчества, сделали возможной концепцию его великого произведения. Оно могло быть выношено лишь в одинокой тиши больших трудовых переживаний.
34
«Was sich die Offiziere im Bureau erz"ahlen». Mitteilunden eines alten Registrators. [ «О чем офицеры рассказывают в канцелярии». Сообщения старого регистратора (нем.) — Прим. ред.] Berlin, 1853. С. 36.
Указанное выше противоречие в природе Клаузевица дало повод Гансу Дельбрюку создать интересную гипотезу относительно того же раздвоения, но перенеся его на военную стезю деятельности [35] . Историк указывает, что духовная сторона, на которой покоится все величие Клаузевица как военного писателя: логическая сила мышления, глубоко проникающая острота диалектического разумения, стоит в явном противоречии с атрибутами, свойственными и необходимыми великому полководцу. Недоступность духа тяжести неопределенностей и гнету ответственности, чувство несокрушимой веры в счастье едва ли совместимы с ясностью ума, перебирающего все возможности и взвешивающего все последствия. Эти соображения могут пояснить, что не было простой случайностью то обстоятельство, что великий военный теоретик на ниве практической деятельности как полководец и приблизительно не мог проявить соразмерной с теоретическими данными деятельности, он скорее упадал до слепоты разумения обстановки, чтобы не сказать, до малодушия.
35
Historische und politische Aufs"atze. 2. Aufl. Berlin, 1907. C. 217 и след. Дельбрюк является большим знатоком Клаузевица и его ярким почитателем, и его упорным толкователем.