Жизнь и творчество С. М. Дубнова
Шрифт:
Письмо к Чериковерам от 20 ноября 1938 г. Заканчивается словами: "Среди страданий и ужасов рождается новый мир. Наши внуки доживут, быть может, до более спокойного времени; на нашу долю выпали родовые муки".
Парижские друзья настаивали на присылке статьи, но писатель медлил. До него дошли слухи, что лейтмотивом журнала будет исповедь кающихся представителей свободомыслящей интеллигенции, застигнутых врасплох событиями последних лет, Эти слухи его тревожили. "Я стою на своем, - пишет он И. Чериковеру: - лучше мне не писать для "Трибуны", пока не появится первая книжка. Новые покаянные настроения мне совсем незнакомы, несмотря на то, что я слежу за еврейской прессой... Хочется знать, что думают люди помоложе. Ведь еще в 80-е годы мне пришлось пережить полосу, когда раздавался покаянный вопль: домой! В наши дни он должен звучать иначе. После выхода журнала я намерен высказаться в "Трибуне" о новом поветрии. Теперь в центре моего внимания два объекта - древняя история и проблемы современности, точнее говоря - проблема пробуждения мировой совести (в связи с кампанией Рузвельта)".
Щупальцы гитлеризма неудержимо тянулись к новым жертвам. В феврале пала республиканская Испания; в марте вдоль старинных
Симптомом пробуждения мировой совести представлялась С. Дубнову инициатива Рузвельта, считавшего необходимым создать "Лигу противодействия европейской агрессии". Эта инициатива должна была бы, казалось писателю, пробудить активность и в Конгрессе. Он изложил свой план в кратком меморандуме. Письмо, приложенное к этому документу и датированное 1 мая 1939 г., указывает, что решения, принятые на последней сессии Бюро, остались на бумаге, несмотря на то, что положение еврейства за последние месяцы значительно ухудшилось. Меморандум носил название "Международная Лига защиты еврейского народа"; текст его был опубликован в еврейско-американской печати. С. Дубнов писал: "Призыв президента Рузвельта и возникновение "Лиги противодействия европейской агрессии" (269) побуждают задать вопрос: какая участь ждет еврейский народ, который преследуется агрессивными правительствами Германии и Италии, а в других странах подвергается ограничениям? Еврейский народ безгосударственный, поэтому он не может отстаивать свои требования, как полноправный член проектируемой Лиги... Но разве систематическая внутренняя агрессия, направленная против беззащитной нации, менее преступна, чем насильственная аннексия чужой территории методами внешней агрессии?"
Приведя длинный перечень совершенных нацизмом преступлений, автор указывал, что в результате преследований создалась хаотическая и безнадежная эмиграция: жертвы террора, скитающиеся по всем морям, безуспешно стучатся в наглухо закрытые двери различных стран. Британская администрация гонит их прочь от портов Палестины. Тысячам беглецов остается выбор между морской пучиной и странами перманентного погрома. Разрешить трагическую проблему может только особый орган, защищающий права евреев.
Парижский журнал, появления которого с нетерпением ждал С. Дубнов, вышел в свет под характерными названием "На перепутье" (Oin Szeideweg). Первая книжка подтвердила опасения писателя. 4 мая 1939 г. он пишет И. Чериковеру - одному из редакторов журнала: "Пересмотр идеологии представляется мне теперь несвоевременным... Для переоценки ценностей придет пора, когда уляжется нынешняя смута. А теперь, когда нож приставлен к горлу, когда миллионы людей не знают, что сулит им завтрашний день, не подобает заниматься покаянием и заботами о своей душе. Во время пожара остается только носить воду и заливать пламя, да еще бороться с поджигателями, и больше ничего. Я собираюсь высказать это в статье, которая могла бы пойти во второй книжке; название, приблизительно, такое - "Что нам надо делать в дни Гамана?" Главная мысль - в том, что, если против нас ополчаются, чтоб... стереть нас с лица земли, необходимо всю энергию сосредоточить на борьбе с мировыми разбойниками. 16 миллионов евреев - это как никак сила, которая может слегка испортить игру нашему врагу. Если хотите, напечатайте статью с полемическим примечанием..., но я молчать не могу... Завтра ждем ответа Польши Гитлеру; неизвестно, (270) будет ли он шагом к мировой войне, но одно несомненно - все, кроме борьбы с мировым насильником, должно быть теперь отодвинуто на задний план. Очень печально, что Еврейский Всемирный Конгресс опять молчит... Неужели мы дошли до такого разложения, что уже не реагируем на опасность?.. В последние дни мое здоровье немного пошатнулось (как будто симптомы ангины пекторис), но работе моей это не мешает.... Я выхожу, гуляю по лесу, вообще самочувствие неплохое. Совсем не задумываюсь над тем, надо ли спасаться от бурь; меня не заражает царящая вокруг паника, да притом - куда бежать? Нужно надеяться, что маленькие балтийские страны останутся нейтральными".
Корреспонденция по поводу сборника "Шайдевег" не прекращалась. В письме от 12 июня С. Дубнов одобряет план помещения в одной и той же книжке "Письма в редакцию"
С прошлым связывала писателя работа над последним томом древней истории; данью современности была публицистика. Почти одновременно с письмом в редакцию "Шейдевег" он написал статью для "Еврейского Мира", парижского сборника на русском языке, который по своему духу и составу сотрудников был продолжением старых, дореволюционных традиций русско-еврейской журналистики. В этой статье, носившей название "Еврейская интеллигенция в историческом аспекте", он вернулся к теме многих своих литературных и публичных выступлений - защите принципа многоязычия в еврейской письменности. Главным аргументом была ссылка на историю: полемизируя с идишистами и гебраистами, автор указывал на то, что иноязычная еврейская литература имеет двухтысячелетнюю давность. В 1-м веке до Р. X. появилась греческая Библия - Септуагинта; в течение ряда последующих веков одна часть диаспоры писала (271) по-гречески, а другая - по-арамейски. Первые крупные труды по еврейской историографии появились на немецком языке; в течение последнего полстолетия огромное влияние на формирование национального самосознания оказала русско-еврейская литература - научная, политическая и художественная. В настоящее время приобщение к еврейству той молодежи, которая не говорит по- еврейски и не читает на "иврит", совершается при помощи государственного языка; это явление особенно характерно для Америки.
Статья указывала еще на один аспект языковой проблемы: перемещавшиеся из страны в страну культурные центры оставили наследие на нескольких мировых языках, представляющее общечеловеческую ценность. Иудаизм был - утверждал С. Дубнов - "национальным миросозерцанием с универсальными потенциями... В нем была скрытая энергия духовной экспансии.
Именно та интеллигенция, которая с древних времен до нынешних приходила в соприкосновение с окружающим миром, чувствовала потребность делиться с ним своими культурными достижениями... Мы не замыкаемся в национальном гетто и держимся системы открытых дверей... ...Пока будет многоязычная диаспора, будет и многоязычная литература". Приветствуя рост литературы на идиш и иврит, автор напоминал, что языками окружающих народов пользовались такие представители еврейской мысли, как Маймонид, Мендельсон, Грец, Герман Коген; эта вынужденная языковая ассимиляция не означала для них ассимиляции внутренней. Аргументация писателя отличалась горячностью тона: отстаивая перед воображаемым читателем принцип многоязычия, он защищал шестьдесят лет своей литературной деятельности.
Еще большей взволнованностью проникнута полемика с редакцией "Шайдевег". В трагическую эпоху, насыщенную угрозами катастрофы, С. Дубнов, казалось, вновь обрел боевой пыл тех лет, когда он боролся с традицией во имя свободы мысли. Статья начиналась с исторической справки: в 1937 г. исполнилось 2000 лет с тех пор, как группа еврейских военнопленных, высадившихся в римской гавани, положила начало европейской диаспоре. Отметить достойным образом эту годовщину - утверждал писатель - мешает сознание, что потомки тогдашних (272) немецких варваров пытаются заставить нас перенести центр еврейства в Америку и в Азию. Гитлериада затмила все исторические бедствия - погромы крестоносцев, изгнание из Испании, гайдамацкую и петлюровскую резню. Что же делать теперь? Ответ прост: бороться с хищником и спасать жертву. Не на духовном перепутье находимся мы в настоящую минуту, а на поле битвы. В этой обстановке нельзя поддаваться дефетизму: евреи повсюду должны становиться ферментом анти-агрессии, будить мировую совесть, настаивать на таких мерах, как бойкот и санкции, а в случае войны вербовать в своей среде добровольцев в антигитлеровские армии. Предстоит работа свыше сил, несовместимая с настроениями безнадежности и резигнации, покаяния и богоискательства. Настанет время, когда придется... "спасать опустошенные души людей молодого поколения; пока надо спасать человеческую жизнь. Сперва - евреи, а потом - дух еврейства".
Сильно задевало писателя пренебрежительное отношение "кающихся интеллигентов" к гражданской эмансипации. "Да, она принесла с собой ассимиляцию, - заявлял он - но в то же время и освобождение, ощущение человеческого достоинства, она пробудила в еврее свободного человека". Нужно проповедовать не отказ от эмансипации, а расширение ее пределов. Бежать из Европы? Но ведь избавление Европы от гитлеризма станет спасением и для европейского еврейства. Теперь, когда празднуется годовщина французской революции, следует заявить во всеуслышание, что это и наш праздник. С. Дубнов констатировал: "Мы существуем или погибаем заодно с человечеством, с его прогрессом или регрессом... Призыв: "вернитесь в гетто!" не нов... Если он означает возвращение к еврейской культуре, к еврейству в современном смысле слова, он совпадает с программой национального движения; но... прогрессивные элементы нашего народа ни за что не вернутся в средневековое гетто... Для человека свободомыслящего нет возврата ни в синагогу, ни в церковь".
Статья вызвала многочисленные отклики - критические и одобрительные. Полемический задор, приводивший на память старые публицистические статьи писателя, казалось, способствовал тому, что он чувствовал себя особенно бодрым, помолодевшим. Лето выдалось в этом году на редкость погожее: знойные (275) дни дышали терпким хвойным ароматом. Одинокий загородный дом ожил с приездом варшавской семьи. Часто наезжали посетители, устраивались прогулки, пикники с чтением стихов и хоровым пением. Хозяин не отставал от молодых гостей; заодно с ними он распевал "Если завтра война, если завтра в поход", пропуская строфу, которая ему не нравилась. Из песен, привезенных внуками, он особенно любил гимн еврейской рабочей молодежи "Мы идем" (Мir kumen on) и с большим чувством пел: "Идем с голодным блеском глаз, с тоской о счастии в сердцах ..." Это безыскусственное двустишие, казалось ему, было сложено про его убогую и мечтательную молодость ...