Жизнь и учение св. Григория Богослова
Шрифт:
…Ничто не вызывает у вас такого уважения ко мне, как то, что я не дерзок, не нагл, не театрален и не напыщен, но уступчив, умерен, необщителен даже в обществе и склонен к одиночеству; короче сказать, я — философ, но все это не приобретено мною искусственно и с расчетом, а хранится просто и духовно. Ибо не для того скрываюсь, чтобы меня искали и чтобы удостоили большей чести.., но чтобы своим безмолвием показать, что избегаю председательства и не стремлюсь к таким почестям… Ведь если бы я с какими-либо человеческими и ничтожными мыслями или с желанием получить эту кафедру предстал вначале перед вами.., то мне было бы стыдно неба и земли, стыдно и этой кафедры и этого собрания.., стыдно было бы моих подвигов и трудов, и этой власяной одежды, и пустыни, и уединения, к которым я привык, и этого простого образа жизни и дешевой трапезы, мало отличающейся от трапезы птиц…"Но, — говорят, — не таким кажешься ты многим" ". Да какая разница
185
Т. е. быть, а не казаться.
186
Дан. 13:42.
187
Сл. 36, 3, 13–23; 6, 3–7; 7, 1–20. Ср. 1 Цар. 16:7.
Богословская деятельность Григория в период до II Вселенского Собора сосредотачивается главным образом вокруг борьбы с арианством (евномианством). Большинство Слов этого периода посвящены изложению учения о Святой Троице. Классическая ново–никейская тринитарная доктрина изложена Григорием в Слове 20–м, произнесенном вскоре по прибытии в Константинополь: в нем Григорий опровергает основные постулаты арианства, говорит о равенстве Лиц Святой Троицы, выясняет понятие" "начала" "(arche) применительно к Сыну и говорит о вневременном рождении Сына. Те же самые темы затрагиваются в Словах 22–м [188] и 23–м: [189] первое из них содержит также выпады против аполлинарианства, которое Григорий, хотя и не называет ересью, тем не менее считает" "братской распрей, которая бесчестит и Бога, и человека" ". [190] Слово 21–е, произнесенное в этот же период, посвящено Афанасию Александрийскому, великому защитнику никейской веры: в этом Слове также немало страниц, содержащих анти–арианскую полемику.
188
Слово 23 рус. пер.
189
Слово 22 рус. пер.
190
Сл. 22, 13, 1–2; SC 270, 246 = 1.343.
Однако самым известным из всех сочинений Григория на догматические темы, безусловно, являются, Слова 27–31, известные под общим именем" "Пяти слов о богословии" ": именно это сочинение снискало Григорию бессмертную славу и имя" "богослова" ". [191] В 27–м Слове Григорий поднимает вопрос о необходимых условиях для богословствования: по его мнению, богословом может быть только тот, кто проводит жизнь в созерцании и очищает себя для Бога. В 28–м Слове речь идет о природе Бога: Он непостижим, бестелесен, не является ангелом; сущность Его непознаваема; Его нельзя описать в категориях места; Он превосходит всякое определение и образ; Он познается человеком исходя из красоты космоса, из устройства человеческого естества, животного и растительного мира. Слово 29–е содержит систематическое учение о Боге Сыне, направленное против арианства. В Слове 30–м затрагивается вопрос о божественной и человеческой природах в воплотившемся Боге, а также перечисляются имена Сына, встречающиеся в Священном Писании. Наконец, в Слове 31–м Григорий доказывает божественность Святого Духа и равенство Его двум другим Ипостасям Святой Троицы.
191
Об этом сочинении см. Barbel. Gregor.
"Слова о богословии" "стали тем литературным шедевром, с которым Григорий вошел в историю восточного христианства. С момента их написания в течение всей истории Византии они оставались наиболее авторитетным и широко читаемым сочинением на догматическую тему. Уже при жизни Григория они получили известность в качестве своего рода манифеста никейской веры. Написанные накануне II Вселенского Собора, они, наряду с другими сочинениями
Подготовка к Собору началась с момента издания императором Феодосием Эдикта о никейской вере в феврале 380 г.: целью Собора должно было стать утверждение Никейского исповедания и избрание епископа для константинопольской кафедры. Однако вопрос о епископе был заранее решен Феодосием: единственным достойным кандидатом представлялся ему Григорий. Феодосий вступил в столицу 24 ноября 380 г., после победоносной кампании против готов. Сразу по прибытии он встретился с епископом Демофилом, главой партии омиев, [192] которому предложил подписать православное исповедание веры. Тот отказался. Феодосий также встретился с Григорием и передал ему в управление базилику Святых Апостолов. 26 ноября Демофил и его сторонники были изгнаны из всех столичных храмов. На следующий день, 27 ноября, при участии императора и армии, состоялась торжественная интронизация Григория в качестве архиепископа Константинопольского.
192
После Константинопольского Собора 360 г. под маской омийства выступало арианство.
День интронизации был апогеем церковной карьеры Григория и остался одним из самых дорогих для него воспоминаний:
Наступило назначенное время. Храм был окружен солдатами,
Вооруженными и построенными в многочисленные ряды.
Туда же стремился народ, непрерывно увеличиваясь,
Волнуясь подобно песку морскому, или облакам, или волнам,
С гневом против меня, [193] с мольбами к властям.
Рынки, дороги, площади, всякое место,
193
Имеются в виду, вероятно, ариане (омии).
Двух- и трехэтажные дома сверху донизу были наполнены зрителями -
Мужчинами, женщинами, детьми, стариками:
Суета, рыдание, слезы, вопли -
Образ города, взятого штурмом.
А я, доблестный полководец,
С этой немощной и расслабленной,
Едва дышущей плотью,
Шел между войском и предводителем, смотря вверх
И ожидая помощи с надеждой,
Пока не вступил в храм, сам не знаю как…
Было утро, но над всем городом лежала ночь,
Ибо тучи закрывали собою солнечный диск;
Такое вовсе не соответствовало торжественности момента…
Это доставляло удовольствие врагам,
Говорившим, что совершаемое не угодно Богу,
А мне причиняло тайную печаль в сердце.
Но когда я и носитель порфиры
Были уже внутри почетной ограды,
Вознеслась от всех общая хвала Богу,
Призываемому при помощи голоса и воздетых рук,
Тогда, по Божию повелению, так ярко воссияло солнце
Сквозь разошедшиеся тучи,
Что все здание, прежде мрачное,
Тотчас сделалось молниевидным,
И весь храм получил вид древней скинии,
Которую покрывало сияние Божие;
У всех просветлели лица и сердца.
Осмелев при таком зрелище,
Все стали громко требовать меня..,
Крича, что для города самой первой и великой наградой станет…
Если престолу буду дарован я.
Так кричали чиновники и чернь -
Все в равной мере желали этого;
О том же кричали женщины сверху, [194]
194
В византийских храмах для знатных женщин строились отдельные галереи.
Почти забыв о требованиях приличия.
Все оглашалось каким-то невероятным громом… [195]
Хотя триумф Григория был полным, ариане предприняли последнюю отчаянную попытку изменить ситуацию в свою пользу: когда епископ был тяжело болен, к нему подослали убийцу. Последний, однако, явился с повинной к Григорию, припав к его ногам со слезами и рыданиями. Узнав о покушении, которое готовилось против него, Григорий был глубоко тронут, расплакался и простил своего потенциального убийцу. Об этом случае сразу же узнал весь город. [196]
195
PG 37, 1120–1123 = 2.378–379.
196
PG 37, 1129–1131 = 2.380–381.