Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
Шрифт:
— Бежать надо отсюда Тамаре, пока цела! — решил я.
Наконец, одной из последних вышла Тамара, и я взял такси. Таксист, точно решив, что я «снял» девушку, начал сальные разговоры. Потом понял, что мы давно знакомы и замолчал.
В комнату мы прошмыгнули незаметно. А утром Тамаре надо было опять рано вставать, и я решил остаться один. В туалет я, по привычке, вышел под утро, пока все спали, и сейчас отдыхал спокойно. Часов в десять я предполагал встать, одеться, выждать пока в квартире все затихнет, и потом тихо выйти, захлопнув за собой дверь.
Но вышло иначе. В комнату,
Вскоре Тамара легла в больницу на аборт, и я навещал ее там.
— Вот судьба-то какая у меня — навещать не от меня беременных! — подумал я и решил, что лучше все-таки, когда не от меня. Греха меньше!
Я настоял, чтобы Тамара, как и Оля, вставила «что-то», предохраняющее от беременности, и теперь спокойно общался с моими «малогабаритными» дюймовочками. Чтобы не совершать «челночных» рейдов между Таганкой и Ленинским проспектом, я стал приводить Тамару домой. Оля была недовольна и не уступила нам широкое «брачное» ложе.
С молчаливой и замкнутой Тамарой-маленькой Оля общего языка так и не нашла. Она просто терпела ее, раздражаясь по каждому случаю, а как то всерьез заявила Тамаре, что она тут не «прописана». Та же ей возражала, что с московской пропиской она имеет право находиться, с согласия жильца, в любой квартире города Москвы. Так мои дамы соревновались в знании бюрократического жилищного кодекса.
Однажды у нас в квартире произошла интересная встреча, после которой я решил все-таки приходить к Тамаре домой самостоятельно. К Оле в гости приходили разнообразные типы и типчики. Однажды заявилась «сладкая парочка» голубых, пассивная компонента которой, некто Сергей, давно уже был нашим общим знакомым.
Весьма представительный, интеллигентный и красивый парень, вызывал большой интерес девушек. Он же сам их терпеть не мог, относился к ним даже с брезгливостью.
Как-то я с Сергеем ехал в автобусе, и некая, очень интересная девушка толкнула его при повороте машины. Девушка с очаровательной улыбкой извинилась, но Серега, весь взбешенный, стал кричать на нее, и, главное, спешно тереть и чистить то место на своем костюме, которого коснулась девушка. Та — чуть ни в слезы, но я подмигнул ей и предложил толкнуть меня: «Мне это будет только приятно!» — сообщил ей я. Девушка хитро заулыбалась.
Так вот, «сладкая парочка», уже выпившая, расположилась за столом на кухне. Там же располагалась Оля, когда мы с Тамарой пришли и тоже присели за стол. Активная компонента парочки — Мишка, совсем еще юнец прыщавый, безумно любил и ревновал своего Серегу, ну а тот был непрочь пофлиртовать.
— Я — черная моль, я — летучая мышь…, — завлекающим голосом пел Серега, строя мне глазки. Тамара с интересом наблюдала эту сцену, видно было, что она видит такое впервые. Сергей был очень красив, и я невольно залюбовался им.
Тут вышедший из себя юнец Мишка, не спускавший глаз со своей
— Что ты так смотришь на него? Бери, бери — я дарю его тебе! Я же вижу, что ты кадришь его!
Мы еле усадили нашего Отелло.
— Мишенька, почему ты так легко даришь меня ему? — томно произнес Серега, указывая на меня изнеженным, усталым жестом. — Ты что, уже не любишь меня больше? — и Серега в очередной раз подмигнул мне.
Мишка упал на грудь Сереге и, обняв его, зарыдал. Серега гладил его по голове и приговаривал:
— Не пойду я ни к кому от тебя, потому что я — твой навек!
Забегая вперед, скажу, что родители Мишки настояли-таки, чтобы их сына забрали в армию, оторвав его от любимого. Ну, а пока они были в апогее любви. Хочу только признаться, что слово «апогей» использовано мной здесь лишь случайно, и оно не имеет ничего общего со словом «гей».
«Друзья» попросили оставить их на ночь, и мы положили их на нашу с Тамарой узкую тахту. Сами же мы — я, Оля и Тамара улеглись втроем на «брачное ложе». Но это был не сон, а мученье. Я лежал между моими дюймовочками и не знал, как себя вести.
Тамара спала, а Оля вся напряженная, как струна, следила за каждым моим движением. Лежать на спине мне надоело, но как только я начинал поворачиваться набок к Тамаре, то меня хватали «за грудки» и возвращали на прежнее место. Не мог я свободно распоряжаться ни своими руками, ни ногами.
— Я не потерплю в нашей квартире разврата! — грозно прошипела мне на ухо Оля, чем вызвала мой гомерический хохот, разбудивший не только Тамару, но и спавшую в соседней комнате «сладкую парочку». Так вот, чтобы не приучать Тамару к «разврату» в нашей с Олей квартире, я отпустил ее жить к себе, и наведывался туда, предварительно позвонив по телефону. Я настоял, чтобы Тамара ушла из этого ресторана, откуда она уже начала приходить подшофе, и устроилась в НИИ, хотя там платили немного.
И еще — Тамара одержала над собой важную победу — бросила курить. Одномоментно и навсегда, сделавшись яростной противницей этого вредного и неэстетического занятия. Это был первый на моей памяти случай успешного отказа от курения.
Одни ЧП
Оля знала телефон Тамары; знала она и то, когда я бывал там. Поэтому часто звонила туда, в основном, когда не могла разгадать кроссворд. Оля решала эти кроссворды сотнями, причем аккуратно складывала и прятала уже заполненные. Она думала, что это когда-нибудь пригодится — продать, например, их в другую газету.
Поэтому я не удивлялся ее звонкам даже в очень позднее время — обычно «заклинивал» кроссворд.
— Ты должен знать, — звонит в полночь Оля, — «физик, изобретатель барометра», наверное «Гей-Люссак»? Если считать тире за букву — подходит!
— Оля, во-первых, это — Торричелли; во-вторых, ты должна знать сама, что врачи не советуют прерывать половой акт, а ты меня вынуждаешь делать это, когда звонишь ночью; в третьих, почему тебе в голову лезут одни «геи»? Что, сексуально нормальных физиков, как, например, твой бывший муж, тебе мало? — поучал я любительницу кроссвордов.