Жизнь и война генерала Василия Рязанова. Книга 1

Рязанов Василий

Работники особого отдела УНКВД Западно-Сибирского края, занимавшиеся военными, изощренно пытали подследственных, получая сведения для новых арестов. В качестве основного метода истязания использовались «выстойки»: сменяющие друг друга следователи по несколько суток держали арестованных на ногах, не позволяя садиться. У подследственных разбухали ноги, возникали сильные боли, и люди часто теряли сознание. Многих офицеров мучили тем, что не давали спать. Инженер по вооружению одной из авиабригад СибВО Жигунов подписал протокол допроса на 12-е сутки, проведенные без сна. Офицер Пудовиков – на 16-е сутки. Другие выдерживали лишь 8-10 суток. Офицер штаба СибВО Ландовский рассказывал, что его держали на «конвейере» около 10 суток, «без сна и пищи, его избивали, ломали ему хребет, ездили на нем верхом и били под бока, требуя подписать протоколы…». Обвиняемые предупреждались, что им все равно подписывать протоколы придется, в противном случае на них следствие получит материалы от других обвиняемых, причем больше, чем они сами о себе покажут. Если же не сознаетесь, значит будете бесспорно уничтожены как неразоружившиеся враги, а при наличии признания поедете в лагерь и будете жить.

Многие армейские командные посты сделались опасными. Любой назначаемый

на них командир мог внезапно превратиться в жертву террора, если он сам был недостаточно активен в разоблачениях или по каким-то иным, часто совершенно случайным основаниям. Рязанов уже после войны, помня о таких ловушках, отказывался от многих высоких постов, опасаясь последующего за назначением ареста. За 1937-1938 годы один за другим исчезли несколько членов Военного Совета округа – начальники Политуправления СибВО – Ястребов, Г.Ф. Невраев, Н.А. Юнг, А.В. Шардин. Известно, что Невраев, не выдержав истязаний следователей, повесился в тюремной камере. Другие были расстреляны. В Москве по приказу Ежова арестовали корпусного комиссара А.П. Прокофьева, вызванного из Особого корпуса в Монголии якобы для получения нового назначения. В 1933-1937 годах Прокофьев возглавлял Политуправление СибВО, и поэтому его попытались связать с другими участниками «заговора в СибВО». Сначала комиссара подвергли жестоким пыткам в московской тюрьме, а через некоторое время переправили в Новосибирск и более года добивались от него нужных показаний. Есть сведения, что Прокофьева надеялись использовать для компрометации нового командующего СибВО М.А. Антонюка, арестованного в середине 1938 года. Если такой план и существовал, то до конца он не осуществился. В результате резких изменений в карательной политике, последовавших в конце 1938 года, Антонюк смог избежать смерти Ему вернули свободу и позволили продолжить военную карьеру. Прокофьева ожидала иная участь: 2 июня 1939 года он был расстрелян. По крайней мере, дважды за 1938-й сменились военные прокуроры СибВО, с санкции которых производились массовые аресты офицеров и солдат. Сначала пал прокурор П.Д. Нелидов, а затем – его преемник Ф.Я. Баумановский. Оба прокурора прошли цепь многодневных допросов без сна и пищи. Баумановский, немало содействовавший арестам многих командиров, сам, однако сумел выкарабкаться из застенков НКВД. В 1939 году он показывал: «Евсеев бросил меня в жуткую камеру № 47, где не было стекла, [была] грязь, масса клопов, крыс. Там я находился до середины сентября, в жутком холоде. Когда меня после одного из допросов пустили на 2-3 часа в камеру, я тут же свалился и крепко заснул, крысы обгрызли мне палец правой руки, укусили за нос… Евсеев отказывал улучшить условия… бил по голове…».

В это же время продолжали сажать работников штаба округа и командный состав гарнизонов. Под арест попали начальники: автобронетанковых войск округа И.И. Кузнецов, ВВС СибВО К.В. Маслов, артотдела М.О. Петров, инженерных войск А.И. Осипов, войск связи Э.М. Грашинь, химических войск А.М. Ронэ, командир 71-й стрелковой дивизии комбриг С.А. Уласевич и его заместитель бригадный комиссар М.М. Поляков, командиры полков П.К. Суммер и С.Д. Карпов, редактор окружной газеты А.А. Соковиков и многие другие. Большинство из них прошло страшные пытки при «конвейерных» допросах, после чего последовал расстрел. Лишь в конце 1938 – начале 1939 года, после свержения Ежова, темпы арестов замедлились. Некоторых военнослужащих, сидевших в камерах смертников, выпустили на свободу. Однако основную часть подвергнутых пыткам все же оставили в камерах. Пока в НКВД производилась очередная кровавая смена кадров, арестованных провели через множество «экспертных комиссий» и новых допросов, и в конце концов рассовали по лагерям.

До июля 1939 г., почти полтора года провел Рязанов в красноярской следственной тюрьме НКВД. В 1939 тон рапортов стал заметно смягчаться. В одном было даже написано, что заслуженный человек, полковник, сидит в одной камере с китайцами, курит какой-то мусор. В июле 1939 приехал проверяющий, рассмотрел дело, поговорил с Рязановым, и приказал освободить его. Когда отца освободили, Гора был в пионерлагере. Отец приехал к нему и рассказал, что спасся, ничего не подписав, а не подписывал он, чтобы Гора не стал сыном врага народа. Значит, и любовь к сыну спасла Василия Георгиевича. Еще Гора рассказывал, что за время отсидки отца посадили и тех, кто его сажал. Некого было назначать следователями, поставили авиационного инженера. Он все-таки человек грамотный, увидел, что дело отца, обвинения против него, совершенно не выдерживают никакой критики. Например, среди обвинений было такое: Рязанов портил моторы и самолеты. Специалист сразу разобрался в абсурдности этого, да и других обвинений.

Авиаторы пользовались всенародной любовью. Их по праву называли золотым фондом нации, сталинскими соколами. Известны слова И.В. Сталина, сказанные в январе 1939 года, когда Рязанов сидел в тюрьме: "Должен признаться, что я люблю летчиков. Если я узнаю, что какого-нибудь летчика обижают, у меня прямо сердце болит". Сказалась ли боль вождя? Скорее, победила воля самого летчика, его любовь к жизни, его стремление совершить что-то важное, возможно, ощущение некой своей обязанности, долга.

Следствие закрыли, Рязанова выпустили, восстановили в звании. Ему настоятельно посоветовали никому об этой истории не рассказывать. Хотя Рязанов был человеком открытым, и не всегда выполнял эти рекомендации. Скрытность была ему несвойственна. Василий Георгиевич написал заявление: «Командующему ВВС СибВО полковнику Захарову от полковника Рязанова. Заявление. 12 марта 1938 года я был арестован, находился под следствием по 25 июля 1939 года и освобожден из-под ареста, ввиду прекращения дела из-за отсутствия состава преступления. Следствием установлено, что все показания на меня являются лживыми, клеветническими, и, в конце концов, это признали и авторы показаний, отказавшись от них. В связи с арестом я был уволен из РККА. Сейчас, поскольку установлена моя невиновность, я, имея достаточный стаж и опыт работы, считаю, что наиболее полезным буду своей службой в РККА, особенно в настоящий период жизни страны. И вообще, я уж как-то не мыслю себя вне рядов Красной Армии и не в авиации. Прошу поставить вопрос перед Военным Советом СибВО о восстановлении меня в рядах Красной Армии» [4].

Похожее заявление Рязанов направил и в Военный Совет округа, где он писал:

«Прошу Вас вопрос обо мне пересмотреть и возбудить ходатайство

перед Народным Комиссаром Обороны о восстановлении меня в рядах Красной Армии». Важную роль в освобождении Рязанова сыграл, видимо, недавно назначенный военный прокурор И. К. Лиховидов (земляк Рязанова), поскольку в заявлении есть приписка: «Подробные сведения обо мне может дать прокурор округа т. Лиховидов».

Военный Совет Сибирского военного округа направил документы Рязанова в Народный Комиссариат Обороны, положительно рассмотрев его заявление, поскольку «Июля 25 дня 1939 г. дело прекращено и освобожден. Полностью реабилитирован». Таким образом, судимости у него нет, и не было, о чем он впоследствии и писал во всех анкетах. Точнее, он писал: осужден не был, вместо стандартной формулировки – под судом и следствием не был, не уточняя, что был под следствием. В 1947-м недруги пытались использовать против него эту историю, но у них ничего не вышло.

Ответ из Москвы пришел очень быстро: «Рязанов Василий Георгиевич Приказом НКО №04141 от 17.09.39 г. назначен преподавателем тактики ВВС Военно-воздушной академии. Пункт Приказа НКО №0318 от 19.04.38 о его увольнении в запас РККА по ст. 44 пункт «В» отменен» [4]. Есть его фотография после освобождения среди группы отдыхающих в санатории в Гурзуфе. Там он, мужчина 38 лет, выглядит как глубокий старик. Вскоре он восстановился почти полностью. Но – важный момент: он никогда не выражал обиду на несправедливый арест. На Родину не обижаются, даже если она ошибается. И Сталину он был верен, потому что он олицетворял Родину, стоял во главе страны. Служил не человеку, а Отечеству. Не партии, отношение к которой у него было естественным, без чрезмерного почитания, – о партии и ее механизмах он знал немало, не идеям коммунизма и всеобщего счастья, не отвлеченному светлому будущему, а стране, которая дала ему жизнь, ее народу, крестьянам, сыном одного из которых он был, ее людям, защищать которых он присягал. Да и натура у Василия Георгиевича была светлая, радостная, он не обращал особого внимания на плохое, не запоминал его. К армии он привык, как привыкают многие, будто к удобной одежде. Хотя заключение повлияло на его военную карьеру. Он потерял время, темп продвижения. И, конечно, здоровье. После тюрьмы он стал спокойнее относиться к каким-то невзгодам, не торопился, как прежде. Зато серьезнее стал относиться к вещам глубинным, скрытым, по сравнению с которыми военная карьера, звания и награды ничего не стоят.

Из 186 комдивов репрессировано в 1937-1938 годах 154. Однако очень многих из них, как и Рязанова, в свое время арестовали, следствие провели – и выпустили, за отсутствием состава преступления. Среди таковых были маршал авиации Ворожейкин Григорий Алексеевич, генерал-майор Ефремов Михаил Григорьевич, генерал-лейтенант Ковалев Михаил Прокофьевич, генерал-лейтенант Козлов Дмитрий Тимофеевич (правда, за провал Крымского фронта стал он генерал-майором, но это уже позже), генерал-полковник Курдюмов Владимир Николаевич, генерал-майор Лукин Михаил Федорович (герой Смоленского сражения), генерал-лейтенант Веревкин-Рахальский Николай Андреевич, генерал-майор Львов Владимир Николаевич, Маршал Советского Союза Мерецков Кирилл Афанасьевич, легендарный командир 63-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант Петровский Леонид Григорьевич, генерал-полковник Подлас Кузьма Петрович. Маршал Советского Союза Рокоссовский Константин Ксаверьевич, генерал-полковник Смородинов Иван Васильевич, Маршал Советского Союза Соколовский Василий Данилович, генерал-лейтенант Софронов Георгий Павлович, генерал армии Тюленев Иван Владимирович, генерал-полковник Хозин Михаил Семенович, генерал-лейтенант Хмельницкий Рафаил Петрович (который был порученцем Ворошилова), генерал-полковник Цветаев Вячеслав Дмитриевич, генерал-лейтенант Черепанов Александр Иванович, генерал-лейтенант Чернышев Виктор Николаевич, генерал-полковник Юшкевич Василий Александрович и еще два десятка комдивов, в 1937-1938 годах репрессированных, но войну, тем не менее, встретивших в рядах РККА – и отнюдь не рядовыми. Из 154 репрессированных комдивов расстреляны и умерли в тюрьме 48 человек. Философ, мыслитель и писатель Александр Зиновьев, свидетель и участник очень многих событий, написал в очерке «Моя эпоха», что, если бы не было предвоенных репрессий в армии, мы войну проиграли бы.

Были и противоположные Рязанову примеры. В. И. Мальцев, опытнейший летчик, инструктор Чкалова в Егорьевской школе, полковник в 38-м, как и Рязанов, тоже был арестован в марте 1938 года и тоже полтора года провел в тюрьме. Рязанов был с ним знаком, – он командовал ВВС Сибирского военного округа. После тюрьмы он стал идейным врагом советской власти. Когда немцы захватили Крым, где Мальцев работал начальником санатория в Ялте, он в форме полковника явился в немецкую комендатуру и предложил свои услуги. Сражался с большевиками он неистово, объясняя свою страсть незаслуженным арестом. Немцы присвоили ему генеральское звание. В 1946 году он был повешен вместе с генералом Власовым.

Н. С. Черушев в своей книге «Из гулага – в бой» отмечал, что Рязанов был одним среди немногих полковников-авиаторов, выпущенных на свободу накануне войны. Итак, он вернулся в хорошо знакомую ему академию. Уже не на командирской, а на более спокойной преподавательской работе. С 14.08.39 он работает преподавателем тактики ВВС РККА в ВВА им. Жуковского, тщательно готовится к лекциям, увлеченно их читает. Принимает участие в финской войне, командует разведкой ВВС 13-й армии. Руководство разведкой оказалось важным для его военного опыта, воздушная разведка была очень эффективной. Вообще, опыт финской войны, хоть и проходившей не совсем так, как, видимо, задумывалось в ее начале, оказался полезным и для нашей армии в целом и для Рязанова. Ф. А. Полынин, назначенный командующим ВВС 13-й армии, вспоминал, как, прибыв в Ленинград, узнал, что его заместителем назначен В. И. Клевцов, начальником штаба Ф. Михельсон, военным комиссаром Ф. Брагин. Моисеев возглавил авиационный тыл, В. Г. Рязанов – разведку. Полынин был удовлетворен – все его помощники имели немалый опыт командирской и штабной работы. Война с Финляндией была, как известно, тяжелой, хоть и непродолжительной. Враг ожесточенно сопротивлялся, опираясь на систему заблаговременно подготовленных сооружений. Тем не менее, наши войска прорвали считавшуюся неприступной "линию Маннергейма". Немалый вклад в победу над врагом внесла авиация. В ВВС 13-й армии тогда отличилась авиационная бомбардировочная бригада, которой командовал И. Г. Пятыхин. Командир отдельного истребительного авиационного полка Виктор Зеленцов получил звание Героя Советского Союза. С ним Рязанов ещё встретится летом 41-го на Юго-Западном фронте.