Жизнь и война генерала Василия Рязанова. Книга 1
Шрифт:
Генералы понимали свое отставание, как в технике, так и в организации боевых действий и управлении войсками. Практически отсутствовала радиосвязь, не хватало даже карт и других важных вещей. Как правило, только ведущий группы знал боевую задачу на вылет и имел карту. При гибели ведущего остальные пилоты делались легкой добычей врага. В донесениях того времени бросаются в глаза фразы: «Наши летчики не знакомы с силуэтами отечественных самолетов. Случаи огневого воздействия по своим самолетам нередки» [3]. И в первые месяцы войны все это обернулось неоправданно высокими потерями. Летчики вели себя мужественно и доблестно, много случаев героизма и самопожертвования. Но война выигрывается в мирное время задолго до ее начала, промышленностью, экономикой, ресурсами. Неверная оценка какого-либо фактора, некомпетентность руководства многократно увеличивают человеческие жертвы.
От Рязанова требовались не детали и подробности – они получались по другим каналам, – нужен был анализ,
Неурядицы и в тактике действий авиачастей. Бомбы для поражения цели выбирают без детального учета объекта и цели удара. На аэродромах нет комбинированных боевых комплектов бомб. При заходе на цель слабо используется обстановка для маскировки и для маневра. Мало практикуется заход на цель со стороны солнца. Неумело используется для маскировки облачность. Выход на цель часто производится прямо без маневра, бомбы сбрасывают по площади. При атаке противника повторяют одни и те же стандартные приемы. Необходимо разнообразить способы атаки противника, не повторять их, изменять маршруты, высоты. Случаи потери ориентировки, вынужденные посадки, поломки и катастрофы, во многом вызваны нечеткостью в работе и слабой требовательностью командиров авиасоединений и частей. В первые боевые вылеты молодой летный состав надо назначать так, чтобы в составе группы было большинство летчиков, имеющих боевой опыт. Сам Рязанов всю войну строго следовал этим рекомендациям. Но надо было подниматься на более высокий уровень, искать новые структуры организации и действий авиации, – в этом и состояла главная хитрость, – что было сделано только через год.
Документы того времени редко фиксировали грамотные, профессиональные действия командиров соединений и частей, работников штабов по планированию, управлению авиацией, организации боевых вылетов. Гораздо чаще отмечались самоотверженность летчиков, их готовность любой ценой выполнить поставленную задачу. Так, неоднократно действовали на устаревших И-15бис летчики 66-го шап. Звено лейтенанта Н. Я. Кратинова 23 июля прорвалось к целям в районе Белой Церкви сквозь сильные заслоны «мессершмиттов». Ведущий получил 10 ранений, преимущественно в ноги, но посадил изрешеченный биплан на аэродром. Осмотрев самолет, инженер части вынужден был его списать. В представлении летчика к ордену Красного Знамени указывалось, что за 25 боевых вылетов он «пережил» три своих И-15бис. Майор Левенберг докладывал Рязанову об этом бое. Левенберг был ненамного младше Рязанова, 1907 года рождения. Затем он до конца войны служил с Астаховым, стал подполковником, был награжден орденами Отечественной войны, Красной Звезды, Красного Знамени, Ленина.
По малинской группировке противника предприняло контрудар 5 августа левое крыло 5-й армии, а 6 августа войска 5-й армии были отведены на тыловой рубеж УРа. Задержать наступление в северо-западном направлении на Коростень не удалось.
Войска 5-й армии активно участвовали в боях 9-20 августа, сковывая крупные силы противника, отвлекая их от Киева. Часто контратакуя, они ломали планы противника. Эти действия поддерживали скорректированные огневые налеты артиллерии и удары авиации. В итоге противник нес потери, его личный состав держался в напряжении. Недаром Гитлер объявил Потапова своим личным врагом. Авиация работала на коростенском и малинском направлениях по подходившим резервам. К этому времени в авиаполках оставалось по 10-15 боевых машин, летчиков было в три-четыре раза больше. Они летали все светлое время. Техники и вооруженцы едва успевали заправлять машины горючим.
Звено И-16 из 92-го иап 23 августа не дало звену Хе-111 произвести прицельное бомбометание в районе Чернигова. Младший лейтенант Г.С. Банченков израсходовал боезапас, но догнал "хейнкель", ударил его воздушным винтом по левой плоскости и левой стороне фюзеляжа. Бомбардировщик упал неподалеку от переднего края на территории, занятой противником.
К 5 августа противник вышел уже ко второй линии УРа, расстреливая прямой наводкой зенитной артиллерии наши бетонные доты. После выхода 8 августа частей 299-й пд к району Совки ряд немецких генералов, включая начальника Генштаба сухопутных войск Ф. Гальдера, полагали, что Киев взят. Бои шли уже на Байковом кладбище. «При подходе противника к Киеву приходилось делать по 7-9 вылетов в день, т. к. с ходу была занята станция Жуляны и немцы ворвались на Соломенку», – писал в автобиографии М. Забненков. Но наше командование направило на угрожаемое направление резервы, а из действующих на этом направлении частей и соединений сформировало 37-ю армию во главе с генералом A.A. Власовым, затем вписавшим очень мрачную страницу в историю страны. Наша авиация бомбила и штурмовала неприятеля. Артиллерия также подавлялась авиацией [4]. Усилия летчиков были значимыми. Кстати, Рязанов и Власов были ровесниками и земляками. Но по-разному сложились их судьбы.
В ночь на 7 августа на направление главного удара наступавших на Киев немецких войск перебросили 5-ю воздушно-десантную бригаду полковника А.И. Родимцева, последний крупный резерв ЮЗФ. Десантники, построившись на Крещатике, двинулись в Голосеевский лес, заняли оборону, и не пропустили немцев. Поздним вечером 8 августа перешли в дерзкую контратаку и выбили противника из Голосеевского леса. Проведённая бригадой контратака на какое-то время стабилизировала положение. Десантники не имели боевого опыта и тяжёлого оружия, но пылал в них высокий боевой дух. В 1941-м у нас действовал устав, по которому штыковой бой применялся против пулеметов. Только в 42-м устав изменили. Об атаке бригады Родимцева вспоминает ее участник политрук А.П. Шапошников, – он воевал уже более месяца: «Эти авиаторы шли по лесу, как на параде – прямо вдоль дороги на Одессу, плотным строем, с винтовками наперевес. Они шли, чуть ли не чеканя шаг, в полный рост. На стрельбу немцев совершенно не обращали внимания, и поэтому их сильно косило, потому как у дороги лес был реже…». Немцы же бросились в бегство, полагая, что большевики бросили в бой летчиков, у десантников была летная форма. 10 августа новый сильный удар по бригаде Родимцева. Десантники вновь стоят насмерть. К концу дня в бригаде осталось 375 человек… «Полковник Родимцев не знал усталости. Он был там, где требовала обстановка. Он был там, где создавались трудности…», – написано в представлении Родимцева к ордену Красного Знамени. Рязанов был дружен с Родимцевым, бывшим его слушателем в Монино. Рязанов раньше полтора года летал под Оренбургом, откуда был родом Родимцев. Потом они сражались рядом под Харьковом, под Курском, освобождали Знаменку, стояли на Сандомирском плацдарме, помогали восставшей Праге. Рязанов дружил и с генералом Жадовым, командующим 5 гв. Армией, в которую входил корпус Родимцева и с которой часто работал корпус Рязанова. У меня сейчас в руках фотография А. С. Жадова, подарок Рязанову, на обороте которой написано: «В память боевой и личной дружбы и самых славных воспоминаний. А. Жадов. 12.3.44». В сорок пятом вторые свои Золотые Звезды Рязанов и Родимцев получили одним указом. И раньше в наградных списках их фамилии стояли рядом. Например, в 1943-м, в списке о награждении орденом Суворова. И после войны, по рассказам мамы, они крепко дружили.
О боях тех дней вспоминал Архипенко: «…Скорее всего, удалось мне это за счет мгновенно принятого правильного решения, выполненного спокойно при хорошей технике пилотирования. Считаю, это природный дар, т.к. до сих пор в сложной обстановке порой принимаю решения мгновенно и чаще именно такие решения ведут к успеху. …Я открыл счет сбитых мною самолетов противника. Из трех наших самолетов был исправен только мой, а у других двух не стопорился дутик. В силу этого мне приходилось одному сопровождать девятки бомбардировщиков СБ в район Кременчуга, где они бомбили переправы через Днепр. Сколько было потеряно наших самолетов СБ, главным образом от огня немецкой зенитной артиллерии, вспомнить страшно. Ведь летали они днем, в плотных строях, на высоте 1500 м, легко загорались…».
Только 4 августа 15-я сад, куда входили 28-й иап и 66-й шап, выполнила перед фронтом КиУРа 61 самолетовылет и сбросила на врага 1600 кг бомб [4]. Противник не оставался в долгу. Контрудар по группировке противника 5-го августа нанесли части КиУРа. Но наземные офицеры люфтваффе срочно вызвали по радио «юнкерсы» и «хейнкели», те прорвались через небольшие заслоны «ястребков» и сбросили сотни бомб на советские войска. Наши части понесли от налетов серьезные потери в технике и личном составе. Среди получивших ранения были комиссар КиУРа Евдокимов, начальник артиллерии генерал Степанов [4]. Всего в течение 4–10 августа наша авиация выполняла по 250–300 вылетов в сутки и, конечно, помогла отражению штурма города.