Жизнь как цепочка обстоятельств (сборник)
Шрифт:
– Тебе лучше знать – где. Небось умоталась, бедняжка! Ты бы поберегла б себя, Оль, а то все ж таки возраст…
– Пшеницын, а что ты несешь, – перебила она его. – Твое-то какое дело? Да где бы я ни была… – Оля собиралась выступить принципиально, с вызовом подтвердить его подозрения. Но почему-то вдруг сменила лейтмотив на противоположный и возмущенно воскликнула: – Я что ж, по-твоему, – девочка по вызову?! – «Впрочем, давно я уже не девочка, а баба под сорок, и вызывать меня, увы, некому», – додумала про себя и вдруг произнесла опять другим, неожиданно задушевным тоном: – Пшеничкин, а ты бы мог бросить все и на мне жениться? – Внутри у нее похолодело. Она и сама не ожидала от себя такого ва-банка.
На том конце
Первой не выдержала Ольга.
– Во дурачок, – сказала. – Ну, что напрягся-то? Я ж шучу! Просто на понт тебя брала, глупый. Расслабься, милый… – пропела нежно, потому что с того конца по-прежнему не доносилось ни звука. – Твоя траектория в безопасности! Ладно, поздно уже, – добавила, принужденно зевая. – Завтра позвони… Спать хочу – умираю! Просто умира-аю… – заключила, изнемогая от ставшей уже привычной жалости к себе, и уронила трубку.
На другой день Пшеницын ехал на дачу к семье, думал о сыновьях, думал о планах Светки строить сауну с бассейном… И гнал от себя мысли об Оле. Нет, он слишком расслабился, слишком… Это ж надо – до чего дошло! Вот так-то с пути и сбиваются, так и сойдешь с маршрута, петель нарежешь, а потом оглянешься – и концов не сыщешь, а уж наплел, напортил! Нет, нужно, нужно контролировать, в руках держать себя нужно и контролировать… И нельзя все время отвлекаться! – резко заключил он, осторожно выворачиваясь из-под неторопливо ползущего впереди широкоплечего рефрижератора.
И Оля ехала на дачу. В электричке удалось занять место на лавочке, и она, никем не толкаемая, тоже плыла по течению собственных мыслей. Оля думала, что это удивительно, как могла она всерьез размышлять об этом робком пингвине, об этом неуклюжем и тягучем семьянине, с которым разговор-то – сплошные паузы… И вообще… И, кстати, очень трудно все время подстраиваться, нет, все-таки нужно сходиться с себе подобными, а не… А на даче предстоит заняться огородом, и дочка, Юлька, заждалась, и хорошая погода – осень, но тихая, теплая, точно нежное лето… А лета-то и не было, считай, летом все хмурилось да текло, толком и не погрелись ничего… А зато вот осень балует. И вообще, так и бывает, так вот и бывает… – умиротворенно думала Оля, ничего толком не имея в виду и не пытаясь даже определить, что же именно так и бывает, но точно зная, что все бывает вот именно так.
Не было печали
«Господи, ну почему ты создал мужчин такими невообразимыми умниками, а мы у тебя – бабы – такие дуры?!»
Это я чуть ли не вслух бормотала, с отчаянием в душе бредя через парк к метро. «Ведь посмотри, как все нечестно устроено, Господи! У мужчины же что? Вот ему любовь, вот работа, вот футбол, вот друзья, вот пиво, вот рыбалка, вот, вот, вот… все ему… И это еще замечательно, если любовь где-то на первых позициях!.. Но как бы то ни было – у него и одно, и другое, и третье, и пятое, и десятое… Все разложено по параллельным полкам, все одинаково важно, всему достойное место. И что ему эта любовь? Ну потерял, допустим, – жаль, конечно, но не такая уж и беда – вон еще сколько всего!
Счастливцы! Они не впадают в любовную зависимость…
А у нас, у женщин? Вот тебе любовь – и… И все! Остальное под ней. Или в ней, как в коконе. Все ею накрыто. Потеряй ты ее – и ты все потеряла. Себя потеряла. А как жить? Господи, как же мне плохо! Почему он так со мной…»
Я опять завыла мысленно дурным воем, да что там мысленно – явно вслух и завыла, только тихо. Замычала скорее, и слезы брызнули. Но плакать на улице в голос не хотелось ужасно, так что опять, как всегда, скрепилась, понадеявшись дома, спрятавшись от мужа в ванной, всерьез оттянуться в хорошем, бесконтрольном рыдании.
«И как я работаю?! Абсолютно не понимаю. Мне ж сейчас не до того совершенно…»
Сегодня прошло четыре
Сегодня не было ни одного такого, как я… А завтра? Мне давно уже пора пойти к кому-то из коллег за тем же самым: пусть помогут, пусть разберут мою ситуацию без этой моей растерянности и обиды, без моего отчаяния, которое напрочь перекрывает способность что-то рационально обдумать, из чего-то сделать выводы, что-то исправить.
Пока шла к метро, в ритм надорванному шагу выбивалось:
Тонкая в сердце ссадинаНоет, как гул струны.Не по заслугам дадено.Отнято без вины.Да-а… Еще недавно я думала – за что мне, мол, такое счастье! А теперь – ну за что? За что ж я так мучаюсь? Почему он вот так со мной: то был, был, и любовь была – и вдруг нет ничего. Ни с того ни с сего. Ну просто было – и вдруг нет. Да разве так бывает? Ну что ж я ему сделала-то?!
Мои ботинки не так грубы, чтобы казаться тинейджерскими. Но они основательны. Ботинки на толстой подошве выглядят основательно. Всего лишь деталь. Но подсознание ее воспринимает именно так. В моей профессии это важно – я психолог-консультант. Клиенты должны доверять уже одному моему виду. Они должны чувствовать, что вот именно здесь им помогут решить их застарелые проблемы.
Мне двадцать восемь. Не так уж и много для нашей специальности. А выгляжу я даже моложе. В моей профессии это плохо. Я стараюсь юность облика компенсировать. Черно-белой одеждой, например – черные джинсы, белая майка. Надеваю очки с простыми стеклами. Подкалываю волосы на затылке или затягиваю в хвост. Что там говорить – выгляжу я хорошо. У меня белая, нежная кожа. И очень ровный румянец. Мне не нужно ни пудры, ни тона – кожа как у младенца. У меня лучистые глаза и родинка над губой. Лицо безусловно привлекательное. И фигура ничего. Но я ее скрываю. Не паранджой или мешковатым платьем, а джинсами и просторными майками. Хотя все равно виден и рост, и осанка… Но женственность я не подчеркиваю, мне нельзя. И возраст желательно усугубить. Я – психолог-консультант.
Мой вид реально должен вызывать доверие. И он не может оставлять сомнений. Мне должны симпатизировать женщины. А для мужчин следует выглядеть так, чтобы они на меня не отвлекались. Вместе с тем мой облик ни в коем случае не должен быть отталкивающим, нет, он просто обязан привлекать – но привлекать так, как тянутся в случае чего к надежному врачу с хорошей репутацией. Моя улыбка должна греть, а спокойные уверенные интонации успокаивать и внушать веру в лучшее будущее.
Вот такая я, наверное, и есть. Вернее – была. Похоже, в данный момент мне уже не очень-то удается сохранять уверенность и спокойствие – могу ли я их внушать? Вопрос риторический… И доведись теперь столкнуться в работе с проблемой, похожей на мою, – едва ли у меня получится сохранить профессиональную рассудительность. Скорее всего, я рискую загрузиться чьими-то переживаниями по самую макушку, смешав их со своими. У нас это называется перенос… Я не смогу помочь разрулить ситуацию клиента, как не могу помочь сама себе. Потому что сильные эмоции буквально блокируют способность рационально решать проблемы. Собственно говоря, поэтому-то люди к нам и идут. Не оттого, что мы самые умные, а потому что мы их переживаниями не заморочены и смотрим на картинку их жизни чистым взглядом человека со стороны.