Жизнь как песТня

Олейников Илья Львович

Я не знаю, как ему это удавалось, но вы могли разбудить его в три часа ночи и с удивлением убедиться, что Фэфэ хмелен и буен, как ломовой извозчик.

Однажды после концерта мы потеряли нашего достопримечательного работника и после долгих поисков нашли его на самом верху сцены, под колосниками, накрытого попоной. Брюки его были по известной причине мокры, и в ответ на наш страстный призыв: «Что же это вы, уважаемый, нарезались как скотина?» — промычал с достоинством: «Я пи, пю и бу пи, ефа ма!»

Проходя райкомовский инструктаж перед поездкой в Чехословакию

на вопрос инструктора: «А представители скольких компартий принимали участие на послед-нем съезде КПСС?» — не просыхающий Фэфэ гордо ответил: «Я радифт, а не разведцик!»

А уже в самой Чехословакии, собрав воедино все, что с таким трудом было заработано, двинул в фешенебельный кабак, где заказывал в неограниченном объеме самые дорогие блюда и напитки и даже пытался, суя смятые банкноты в морду руководителя маленького джазбэнда, играющего на ресторанной сцене, спровоцировать того, "фарахнуть, как он выразился, по бурвуазии «Барыней».

Руководитель от заманчивого предложения «фарахнуть» категорически отказался, мотивируя это тем, что оркестр у них джазовый, а не балалаечный и что никакой «Барыни» они не знают и знать не хотят. Спустивший к тому времени около двух тысяч крон, разгульный Фэфэ обиделся и, покачиваясь, вышел на улицу, где с криком: «Таксо, к ноге!» — тормознул первую попавшуюся машину.

Тут следует отметить, что, по существу, работавший обыкновенным грузчиком, Фэфэ отнюдь не считал себя пролетарием, так как в его жилах текла настоящая дворянская кровь.

Революция вымела его высоких предков вон, но, очевидно, все-таки не совсем всех. В противном случае, Фэфэ непременно родился бы за границей и уж, конечно, не разгружал бы фуры с аппаратурой, а служил бы потихонечку в каком-нибудь маленьком банке какого-нибудь Баден-Бадена.

Фэфэ очень кичился своим происхождением.

— Мы — дворяне, ефа ма! — орал он в пьяном угаре. — А вы все — быдло!

Судьба распорядилась так, что шофером такси, куда опрометчиво погрузился Фэфэ, оказался бывший наш парень. Уж не знаю как это вышло.

Определив по буйному поведению и количеству матюгов на единицу времени, что подсевший пассажир не иначе как свой, он, естественно, обратился к нему по-русски и спросил:

— Куда едем?

В этот момент в Фэфэ неожиданно сыграла бравурный марш упомянутая уже аристократическая жилка, и он, усмотрев в вопросе водителя недостаток уважения к своей персоне, ответил тому с достоинством:

— Трогай, скотина!

Водитель, доехав до ближайшего леска, молча выволок представителя отечественной аристократии из автомобиля и, в точности с полученным указанием, тронул его, причем, судя по тому, в каком виде уважаемый Фэфэ прибыл в отель, исполнил его просьбу не раз и не два.

Случай этот вверг Фэфэ в крайнее уныние. Нанесенное оскорбление хотелось запить многолитровыми цистернами, но валюты в карманах не было — вся она была безнадежно прокучена. Он нетерпеливо дожидался возвращения на родную землю, чтобы там отомстить за свою поруганную честь.

Но родина встретила его неприятным сюрпризом — началом перестройки. Вод-ка с магазинных

прилавков бесследно пропала, а в ресторанах если и наливали, то по чуть-чуть.

Фэфэ жгуче затосковал. И не он один — вся страна впала в депрессию. Один мой приятель рассказывал, захлебываясь в выражениях, как пришел в кафе заказать свадьбу для так некстати выходящей замуж дочери.

— Прихожу я, блин, — рассказывает, — к заведующей оформить этот самый заказ. Ну, там, сперва салаты, блин, селедочка, икорка, горячее разное, доходим до спиртного, блин, и тут заведующая говорит: спиртное, говорит, согласно постановлению правительства, не более ста грамм на человека, блин!

— Да вы что, блин? — говорю я ей. — Какие там сто грамм? У меня ж, блин, все мужики, как молотобойцы — меньше литра никто не принимает! Я им что, блин, водку в мензурке подавать буду? По десять капель на тост, блин?

А она мне опять: ничего, мол, не знаю, блин, указ, блин, правительства, блин!

Потом, как на мою рожу глянула, испугалась, блин, и говорит: хотя, говорит, если вы, блин, вашу свадьбу как похороны оформите, тогда, блин, можно будет и по двести! Как тебе это нравится? Я, блин, в другой кабак сунулся, в третий — там вообще, блин, со мной никто разговаривать не стал. Пришлось согласиться.

Я себе попытался представить эту свадьбу… Невеста — в черном, жених — в черном, родители — в траурных повязках, блин. Гости захлебываются в плаче. Тамада встает и говорит мрачно: «Почтим, блин, память брачующихся минутным молчанием. Царство им небесное, блин! Горько, аминь!»

Теперь вам, надеюсь, будет понятна причина некоторой тревоги, которую я испытывал, войдя в кабинет директора читинского ресторана по поводу празднования моего дня рождения, поскольку получилось так, что мой день рождения застукал меня на гастролях, именно в то проклятое время и именно в Чите. Учитывая мои несуществующие заслуги перед отечеством, а также именитых приглашенных, директор пошел мне навстречу.

— Сделаем так, — сказал он, — чтобы излишне не нервировать остальных присутствующих, я вашу водку разолью в бутылки из-под минеральной воды. Тут, главное, не перепутать, так как в одних бутылках из-под минералки будет водка, а в других, точно таких же, непосредственно сама минералка. Бутылки, подчеркиваю, совершенно одинаковые — боржомные. Поэтому повторяю — главное, не перепутать! Надеюсь, вам ясно почему? — внимательно посмотрев на меня, спросил на прощание директор.

— Ясно-ясно! — сказал я, оценив директорскую предосторожность.

Когда гости расселись за огромным столом, я объявил им, что, учитывая ситуацию, водку нам в целях конспирации подадут исключительно в бутылках из-под боржоми.

— Трудность заключается в том, — втолковывал я гостям, — что кроме мнимых бутылок из-под боржоми, в которых уже находится водка, будут еще и другие, такие же бутылки, но уже с настоящим боржоми. Потому, во избежание эксцессов, предупреждаю — слева от каждого бутылка боржоми с боржоми, а справа — бутылка боржоми, но с водкой. Все запомнили?