Жизнь коротка
Шрифт:
— Нет. — Миллер отвел ее руки. — Нет. Твой муж — безработный.
Сильвия отпрянула и побледнела.
— Перед тем, как ты заладишь свое «О, Гарри, как ты мог», я сам скажу тебе — как. Я вошел к Фишеру и выдал: «Берни, ты — скупой грязный мошенник с душой сводника». Потом я объяснил ему, что во всей его жирной туше таланта меньше, чем у меня в заднице. После этого я направился в кабинет Миттенхольтцера и…
— О-о, — простонала Сильвия, — господи, только не к мистеру Миттенхольтцеру…
—
Сильвия сидела тихо, в ужасе зажав рот руками.
— Я сообщил ему, что он дутый художник, что его тупые фильмы вызывают лишь смех… Я сказал этому старому козлу все!
Миллер прошел в гостиную; его жена медленно проследовала за ним.
— Вот они. — Гаррисон Миллер указал на книжный шкаф рядом с окном на Беверли-Хиллс. — Переплетенные копии каждого паршивого сценария, над которым я гнул спину в «Ю-А». Продюсер — Натан А. Миттенхольтцер. Режиссер — Бернард Фишер. Помощник режиссера — Гаррисон К. Миллер, бывший «подающий надежды», ныне стопроцентный раб.
Он нагнулся, вытащил все семнадцать книжек и быстро вынес их во внутренний дворик.
— Смотри, — крикнул он, — это дерьмо даже не плавает!
И побросал книги одну за другой в большой бассейн.
Сильвия подошла к нему как раз в тот момент, когда последний фолиант со всхлипом исчез в голубой воде.
— Что ты с нами сделал, Гарри? — медленно произнесла она.
— С нами? Неужели ты не понимаешь, что после шести лет взаимного обмана не существует никакого «мы»? Никогда не существовало… Не стоит притворяться. Просто встретились двое здоровых, привлекательных животных и решили пожевать сено вместе. А немного погодя подписали узаконивающую это маленькую бумажку. Так мы стали мужем и женой.
— Ты говоришь невыразимые гадости. Разве я не была всегда…
— …благоразумной кошкой? О, ну разумеется! Я тоже, любовь моя, выбирал партнерш с величайшей осмотрительностью по принципу свободной морали и закрытого рта. Нет пересудов — нет скандала.
— Гарри, я…
— Тс-с! — Он приложил палец к губам. — Некогда продолжать наши милые семейные беседы. Есть дела поважнее. А часики тикают… Осталось совсем немного.
Миллер быстро прошел в кабинет, предоставив жене следовать за ним, снял трубку телефона и торопливо набрал номер.
— Слушаю, — прозвучал сухой женский голос.
— Это вы, мисс Бентли?
— Да, у аппарата Милдред Бентли.
— Отлично. Говорит Гарри Миллер из «Ю-А». Я всего лишь хотел сказать вам, что вы —
— Бросила трубку, — сообщил он, сияя мальчишеской улыбкой. — Всеми обожаемая обозревательница нашей газетенки, общий друг Милли. Эта багроволицая карга вообразила, будто повелевает Голливудом. Я не мог о ней забыть.
— Она может арестовать тебя за такую выходку, — выдавила Сильвия. — Надеюсь, она так и сделает. Я молю Бога, чтобы она так и сделала! — Теперь, когда шок стал проходить, Сильвия почувствовала злость.
— Арестовать за правду? Впрочем, это не имеет значения. Сейчас ровно ничего не имеет значения.
Миллер подошел к бару, открыл бутылку и, едва не подавившись, сделал несколько жадных глотков. Потом швырнул бутылку в камин, и она взорвалась фонтаном осколков и брызг.
— Что ты имеешь в виду? — потребовала жена. — Почему это ничего не имеет значения?
— Я имею в виду следующее. Мы можем позволить себе делать все, что душа пожелает: хоть ругаться перед баптистской церковью, хоть бегать нагишом по Голливуду. А если вдруг встретится коп, можно смело плюнуть ему в глаза.
— О чем ты говоришь, Гарри?
— О том, что знаю, только и всего, — сказал он, открывая новую бутылку. — У нас осталось… еще пять минут. Потом — ТРАХ! Завершение. Конец.
Миллер заметил в глазах жены внезапный испуг. Сильвия медленно попятилась.
— О, не беспокойся, — хихикнул он. — Я не собираюсь стрелять или бросаться на тебя с кухонным ножом. Я вообще ничего не собираюсь делать. Просто буду сидеть и ждать.
— Чего ждать?!
— Того, что грядет. Сегодня. Я только обсудил с Гербом Вильямсом сюжет и сидел у себя за столом. И тут до меня дошло. Можно сказать, озарило. Насчет конца. Я вдруг понял: весь мир полетит к черту. И мне известен час.
— Но, Гарри, это немыслимо. — Сильвия чуть прищурилась, пристально изучая его спокойное лицо. — Возможно, ты задремал, и тебе привиделось, или какая-то галлюцинация…
— Нет, — отрезал Миллер. — Это конец, и никаких «но». Можешь не сомневаться. Я сказал себе: «Гарри, старина, рыпаться бесполезно, смирись. Почему бы не пойти к Берни Фишеру и не выложить все, что ты о нем думаешь?» Так я и сделал.
— То есть ты потерял работу, — сдавленным от ярости голосом проговорила Сильвия, — оказался в черных списках каждой студии города, оскорбил самую влиятельную журналистку Голливуда, угробил все свое будущее, нашебудущее — лишь из-за какого-то предчувствия?!