Жизнь Ленина

Фишер Луис

Доказав, таким образом, с помощью статистических манипуляций, свое первое положение, — а именно, что, хотя большевики были в меньшинстве по отношению ко всему населению, они представляли большинство рабочего класса, — Ленин мог спросить: «Как же могло произойти такое чудо, как победа большевиков, имевших четверть голосов, против мелко-буржуазных демократов, шедших в союзе (коалиции) с буржуазией и вместе с ней владевших тремя четвертями голосов?»

Чтобы ответить на этот вопрос, Ленин вкратце подвел итоги первым двум годам истории Советов. В обеих столицах, писал он, в Москве и Петрограде, коммунисты набрали больше голосов, чем эсеры и кадеты, взятые вместе. Что бы ни говорили «мелкобуржуазные демократы», «от этого не исчезнет экономический и политический факт неравенства города и деревни». «Это — факт неизбежный при капитализме вообще, при переходе от капитализма к коммунизму в частности. Город не

может быть равен деревне. Деревня не может быть равна городу в исторических условиях этой эпохи».

Ленин больше не повторял избитого большевистского довода, что Учредительное собрание пришлось разогнать потому, что между выборами и созывом Собрания обстоятельства успели измениться. Он хотел доказать нечто гораздо более важное: что большинство среди рабочих давало коммунистам большие права, чем могло дать большинство среди всего населения, «Город неизбежно ведет за собой деревню, — писал он. — Деревня неизбежно идет за городом. Вопрос только в том, какой класс, из «городских» классов, сумеет вести за собой деревню». На этот вопрос напрашивался естественный для Ленина ответ: «Рабочий класс». «Далее. Большевики имели за собой… могучий «ударный кулак» в столицах. В решающий момент в решающем пункте иметь подавляющий перевес сил — этот «закон» военных успехов есть также закон политического успеха, особенно в той ожесточенной, кипучей войне классов, которая называется революцией».

В армии, указывал Ленин, «большевики получили немногим менее, чем эсеры. Армия была, следовательно, уже к октябрю-ноябрю 1917 года на половину большевистской. Без этого мы не могли бы победить. Но, имея почти половину голосов в армии вообще, мы имели подавляющий перевес на фронтах, ближайших к столицам…»

Так Ленин писал историю военно-политической победы в ноябре 1917 года. В этой победе тоже, по мнению Ленина, главную роль играло не численное превосходство вообще, а превосходящие силы в немногих решающих пунктах. Но и эти силы помогли революции не действием, а бездействием, апатией, нейтральностью: для того, чтобы повалить режим Керенского, хватило самой малой части пробольшевистски настроенных солдат и матросов.

Этим объяснялся успех октябрьского переворота. Но Ленин поставил перед собою более трудную задачу: объяснить, почему большевикам удалось удержать власть. Он писал: «Государственная власть в руках одного класса, пролетариата, может и должна стать орудием привлечения на сторону пролетариата непролетарских трудящихся масс, орудием отвоевания этих масс у буржуазии и мелко-буржуазных партий».

К мелкобуржуазным партиям Ленин причислял меньшевиков и, в первую очередь, эсеров. Через несколько часов после захвата власти большевиками, писал Ленин, большевики использовали государственную власть, чтобы «отвоевать» крестьянство у эсеров. Для этого они «слово в слово» приняли аграрную программу эсеров в своем «Декрете о земле».

«Эсеры кипятились, возмущались, негодовали, вопили, что «большевики украли их программу», но над эсерами за это только смеялись: хороша же партия, которую надо было победить и прогнать из правительства, чтобы осуществить все революционное, все полезное для трудящихся из ее программы!» — издевался Ленин.

Он не скрывал своего циничного замысла: воспользовавшись аграрной программой эсеров, он привлек левых эсеров в большевистское правительство, чтобы после того, как правительство, в результате этой хитрости, окрепло, изгнать их. Ни до, ни после революции Ленин не любил коалиций. Коалиция, власть двух или трех, несовместима с диктатурой, властью одного.

Чтобы понять, как замысел Ленина был осуществлен в провинции, возьмем типичный пример: Тульскую губернию. «Серьезное значение для быстрой победы Советской власти в уездах губернии имело заключение блока большевиков с левыми эсерами. 23 декабря 1917 г. тульские левые эсеры заявили о признании Советского правительства и подчинении его декретам». За этим последовало вступление левых эсеров в состав центрального советского правительства. «Зная о неустойчивости левых эсеров, — читаем в советском источнике^{669},— большевистская партия пошла на временный блок с ними, т. к. за левыми эсерами шла еще значительная часть крестьянства. Этот блок ослаблял силы противников Советской власти, наносил удар по антисоветским партиям правых эсеров и меньшевиков, облегчал сплочение трудящихся масс деревни вокруг Советской власти и Коммунистической партии». Такая коалиция была временным шагом, направленным на то, чтобы ликвидировать партнера по коалиции.

Но Ленин не видел себя в роли историка, когда в декабре 1919 года анализировал выборы в Учредительное собрание, происшедшие за два года до того.

Он попытался, как политик-практик, соотнести результаты этих выборов с ходом гражданской войны. «Посмотрите, какие районы оказались наименее большевистскими, — писал он. — Во-первых, Восточно-Уральский и Сибирский: 12 % и 10 % голосов за большевиков. Во-вторых, Украина: 10 % голосов за большевиков. Из остальных районов наименьший процент дает крестьянский район Великороссии, Поволжско-Черноземный, но в нем за большевиков было подано 16 % голосов… Именно в этих районах держалась месяцы и месяцы власть Колчака и Деникина». В этих районах крестьяне колебались. Когда большевики дали им землю, демобилизовали армию и положили конец войне, крестьяне пошли за ними. Однако Брестский мир «оскорбил самые глубокие мелко-буржуазные чувства, патриотические. Диктатура пролетариата не понравилась крестьянам особенно там, где больше всего излишков хлеба, когда большевики показали, что будут строго и властно добиваться передачи этих излишков государству по твердым ценам. Крестьянство Урала, Сибири, Украины поворачивает к Колчаку и Деникину». Далее, разочаровавшись в «демократии» белых, крестьяне восстали против них. Поскольку крестьянство неустойчиво, Ленин заключает, что именно пролетариат, сосредоточенный вблизи центров производства и политической власти, «выражает действительные интересы громадного большинства трудящихся при капитализме». Поэтому, даже когда «он составляет меньшинство населения», он может низвергнуть буржуазию «и привлечь затем на свою сторону многих союзников из такой массы полупролетариев и мелких буржуа, которая никогда заранее за господство пролетариата не выскажется, условий и задач этого господства не поймет, а только из дальнейшего своего опыта убедится в неизбежности, правильности, закономерности пролетарской диктатуры».

Так Ленин объяснил, почему парламентские выборы его не интересовали: меньшинство под руководством коммунистов имеет право применить силу против большинства, правительство меньшинства найдет средства, чтобы справиться с большинством и нейтрализовать его. Честность Ленина блещет в этих доводах, если сравнить их с умственными виляниями его апологетов, которые в течение десятилетий пытались доказать «демократичность» диктатуры.

Но сама по себе диктатура не светит и не греет. «Вы знаете, как сильно голодает и холодает наш рабочий класс, — сказал Ленин на митинге 19 декабря 1919 года. — И мы знаем также, что не только отсталая Россия… оказалась разоренной, а и самые передовые и богатые страны, страны победительницы, как, например, Франция и Америка, они тоже дошли до полного разорения». Большевистские вожди имеют обыкновение заниматься сравнениями, чтобы утешить слушателей. В этот раз Ленин констатировал разорение Америки, по-видимому, достигшее русских масштабов. Окончил Ленин обычным припевом: «Мы, несмотря на все трудности и жертвы, дойдем сами и приведем рабочих всех стран к полной победе над капиталом».

«Аплодисменты», — гласит стенограмма.

Фотографии, сделанные холодной, голодной зимой 1919/20 года, показывают Ленина за работой. Он помогает переносить бревна в Кремле. Большевики Москвы и других городов организовали «коммунистические субботники», во время которых руководители, рабочие, служащие и интеллигенты занимались общественно полезным физическим трудом. В июне 1919 года Ленин написал брошюру, в которой восторженно приветствовал это нововведение. Он стал сам ходить на субботники и 20 декабря 1919 года выступил с речью о них. Правящая партия теперь называется «коммунистической», сказал он. Главной причиной, заставившей переменить название партии, было желание отмежеваться от II Интернационала, «сбросить грязное белье», как сказал еще раньше Ленин. Но это название все еще бессодержательно. «От экспроприации помещиков и капиталистов мы получили только возможность строить самые первоначальные формы социализма, но ализма, но коммунистического еще в этом ничего нет». В советском хозяйстве «еще очень слабые зачатки социализма и громадное господство старых хозяйственных форм, выражающихся либо в преобладании мелкого хозяйничания, либо в самой дикой, безудержной спекуляции». Даже этим «зачатком социализма» угрожал страшный враг: вошь. Нехватка мыла, отсутствие санитарных удобств, грязь в жилых помещениях — все это повело к завшивленности. В результате распространился сыпной тиф. «Или вши победят социализм, — сказал Ленин 5 декабря 1919 года, — или социализм победит вшей!»

Крестьяне, спекулянты, вши разъедали самую суть социализма. Единственным подлинно коммунистическим явлением на этом этапе были, по словам Ленина, коммунистические субботники, «т. е. бесплатный, не нормированный никакой властью, никаким государством, труд отдельных лиц на общественную пользу в широком масштабе». Это был «коммунизм на деле». Субботники практически помогали государству и помогали очистить партию от «примазавшихся к ней элементов», от тех «воздействий, которое переживает партия в период разлагающегося капитализма»^{670}.