Жизнь Ленина

Фишер Луис

Прошел целый месяц без единой речи, без единого выступления в печати. Это был беспрецедентный случай. Наконец, 20 сентября появилась короткая заметка Ленина о чистке партии. Он настаивал на исключении бывших меньшевиков, «примазавшихся» к партии. «Очистить партию надо от мазуриков, от обюрократившихся, от нечестных, от нетвердых коммунистов…»^{960}

Вскоре у Ленина произошло пробное столкновение со Сталиным по вопросу о бюрократии.

Бюрократия играет особую роль в жизни коммунистической страны. Каждое правительство основывается на бюрократии, т. е. на людях, которые пишут, отвечают на письма, составляют и хранят документы, собирают информацию, отдают распоряжения, берут налоги, нанимают и увольняют других и т. п. Но советская бюрократия самодержавна. Советская система намеренно не предусматривает независимого законодательства. Законодатели и исполнители — одно, и они держат в подчинении суд и

юстицию. Это триединое тело, помимо всего прочего, является единственным работодателем в стране, единственным управляющим всей промышленности, безраздельным хозяином сельского хозяйства, арбитром образования и культуры, единственным банкиром, единственным торговцем, единственным творцом внешней политики. При таких обстоятельствах от бюрократии зависит все в стране. Конечно, бюрократия остается всего лишь созданием и инструментом диктатора или олигархии диктаторов, которые могут без помехи увольнять и наказывать бюрократов. Но до того момента, как меч сечет их головы, бюрократы располагают ужасающей властью, от которой нет спасения, на которую нет никакой управы, за редчайшим исключением, когда устраивается скандал на страницах «Правды» или другой газеты и заблудшего чиновника разоблачают, — но это считанные случаи, а злоупотреблений — миллионы.

Этот монстр — порождение Ленина. Ленин породил его, когда основал коммунистическую диктатуру и советское государство. Он и многие из его сподвижников скоро поняли, какую опасность несет с собою дело их рук, и закричали караул. Но с ростом и размножением функций партии и правительства росло и чудовище Франкенштейна. Ленин попытался запрячь и взнуздать это чудовище: так был создан Рабкрин, рабоче-крестьянская инспекция. Бразды же правления чудовищем Ленин вручил Сталину.

27 сентября 1921 года Ленин написал Сталину длинное письмо о задачах Рабкрина. Оно впервые было опубликовано в 9 томе «Ленинского сборника» (1929), а год спустя было перепечатано с приложением ответа Сталина^{961}. Ленин, как всегда, рассуждал от общего к частному. «Задача Рабоче-Крестьянской Инспекции, — писал он в начале статьи — не только и даже не столько «ловить», «изобличить»… сколько уметь поправить. Умелое исправление вовремя — вот главная задача Рабкрина.

Мелькнуло ли у Ленина подозрение, что в Сталине таится сыщик, стремящийся «ловить», и обвинитель, которому хочется «изобличит»? Сказать трудно, ибо слишком сильно предубеждение, порожденное тем, что теперь известно миру о характере Сталина. Но Ленин указывал, что Сталин слишком много внимания придает карательной функции Рабкрина, и слишком мало — исправительной.

Чтобы исправить, надо изучить вопрос, знать его, писал Ленин. «Постановка отчетности, напр., есть вещь основная во всех ведомствах… Рабкрин должен знать ее, изучить, — уметь в кратчайший срок проверять (посылкой человека на полчаса, на час в соответствующую канцелярию), поставлена ли отчетность, правильно ли поставлена, какие недочеты в ее постановке, как их исправить и т. д.».

Поводом для статьи Ленина послужил поданный ему предварительный набросок доклада о работе топливных органов и о нарастании осеннего топливного кризиса в 1921 году. Ознакомление с этим докладом убедило Ленина, как он пишет, «что основа дела не поставлена в Рабкрине как следует. В этом наброске доклада нет ни изучения дела, ни подхода к исправлению». Учреждения, прошедшие инспекцию, работают плохо, признал Ленин. «Отчетность плоха». «Но найти виноватого в виде начальника — лишь весьма малая доля работы. Исполнил ли свою задачу и свой долг Рабкрин? Правильно ли он понял свою задачу? Вот в чем главный вопрос. И на этот вопрос приходится отвечать отрицательно». Автор наброска, по словам Ленина, указывал, что «ответственные руководители завалены работой до изнеможения, в то время как технические аппараты подчиненных органов полны бездействующих сотрудников». «Я уверен, — пишет Ленин, — что это — ценное и абсолютно верное наблюдение и что относится оно не только к Главтопу, а ко всем или к 99 % учреждений и ведомств».

«Как надо сие зло исправить? Я даже приблизительно не знаю этого. Рабкрин должен знать…» Говоря «Рабкрин», Ленин имел в виду не только несчастного автора предварительного доклада: «Для меня ясно, что это относится не к одному лишь этому автору».

Сталин понял, что Ленин намекал на него самого, и в тот же день ответил. Он предпочел защищать не самого себя, а автора предварительного отчета, таким образом отводя от себя подозрение. «Возможно, — писал Сталин, — что ваши обвинения, направленные против автора «предварительного» доклада, преждевременны, ибо настоящий доклад еще не представлен

вам. Я уже говорил Вам, что «предварительный» докладец составлен для ориентировки, а перечень вопросов — для того, чтобы облегчить вам предварительную проверку, или, как принято нынче выражаться, «заинтересовать» вас вопросом. Впрочем, я готов априори признать, что наша захудалая инспекция все еще будет сбиваться на легкий старый путь «ловли» (все еще, пока не усилим ее коммунистами, пока не обеспечим ее руководящих работников материально)… Пара инженеров, ведущих обследование топливных учреждений, получают вместе меньше, чем курьер в Северолесе. Я вынужден был на днях выдать им по несколько сот рублей… Автор «предварительного» доклада — Лонинов (коммунист)… Лонинов сказал мне третьего дня, что он приложит к своему докладу проект конкретных мер улучшения аппаратов топучреждений».

Приближалась четвертая годовщина октябрьского переворота. Для такого радостного случая Ленин приберег самопоздравления, опубликованные в «Правде» за 20 дней до самого торжества, чтобы сотни и тысячи юбилейных ораторов по всей стране могли ими воспользоваться в своих собственных выступлениях. Ленин писал своим всегдашним быстрым почерком, почти без помарок. «Непосредственной и ближайшей задачей революции в России была задача буржуазно-демократическая: свергнуть остатки средневековья, снести их до конца, очистить Россию от этого варварства, от этого позора, от этого величайшего тормоза всякой культуры и всякого прогресса в нашей стране. И мы вправе гордиться тем, что проделали эту чистку гораздо решительнее, быстрее, смелее, успешнее, шире и глубже с точки зрения воздействия на массы народа, на толщу его, чем Великая французская революция свыше 125 лет тому назад».

Ленин перечислял по пальцам: уничтожили монархию, сословия, частное владение землею, отменили религию, уничтожили неполноправие женщин и национальных меньшинств.

«Эти трусы, болтуны, самовлюбленные нарциссы и гамлетики махали картонным мечом — и даже монархии не уничтожили! — восклицает Ленин, имея в виду Временное правительство, свергшее самодержавие, но не тронувшее царя и царской семьи. — Мы выкинули вон всю монархическую нечисть, как никто, как никогда». Речь идет, по-видимому, о расстреле царской семьи большевиками.

«Возьмите религию или бесправие женщины или угнетение и неравноправие нерусских национальностей. Это все вопросы буржуазно-демократической революции Пошляки мелко-буржуазной демократии восемь месяцев об этом болтали; нет ни одной из самых передовых стран мира, где бы эти вопросы были решены в буржуазно-демократическом направлении до конца. У нас они решены… до конца. Мы с религией боролись и боремся по-настоящему. Мы дали нерусским национальностям их собственные республики или автономные области. У нас нет в России такой низости, гнусности и подлости, как бесправие или неполноправие женщины…»

«Мы решали вопросы буржуазно-демократической революции походя, мимоходом, как «побочный продукт» нашей главной и настоящей, пролетарски-революционной, социалистической работы. Реформы, говорили мы всегда, есть побочный продукт революционной классовой борьбы… Буржуазно-демократические преобразования — говорили мы и доказали делами мы — есть побочный продукт пролетарской, т. е. социалистической революции… Первая перерастает во вторую… Вторая закрепляет дело первой. Борьба и только борьба решает, насколько удается второй перерасти первую».

Тут Ленин мыслит очень ясно. Большевикам сначала пришлось произвести несоциалистическую революцию, чтобы от нее перейти к социалистической. Скачков не было. Из феодального общества невозможно непосредственно перейти в социалистическое или коммунистическое.

Но он назвал первую революцию «буржуазно-демократической», и он знал, что социалисты, либералы и т. п. тщетно ожидают демократии от Советской России. К этим иностранным критикам он обратился с присущим ему красноречием: «Пусть псы и свиньи умирающей буржуазии и плетущейся за нею мелкобуржуазной демократии осыпают нас кучами проклятий, ругательств, насмешек за неудачи и ошибки в постройке нами нашего советского строя… Еще бы обойтись без неудач и ошибок в таком новом, для всей мировой истории новом деле, как создание невиданного еще типа государственного устройства… Но мы вправе гордиться и гордимся тем, что на нашу долю выпало счастье начать постройку советского государства, начать этим новую эпоху всемирной истории, эпоху господства нового класса, угнетенного во всех капиталистических странах и идущего повсюду к новой жизни, к победе над буржуазией, к диктатуре пролетариата, к избавлению человечества от ига капитала, от империалистических войн».