Жизнь Ленина
Шрифт:
«Советская власть в миллионы раз демократичнее самой демократичной буржуазной республики… Инстинктивно, слыша обрывки признаний правды из буржуазных газет, рабочие всего мира сочувствуют Советской республике именно потому, что видят в ней пролетарскую демократию, демократию для бедных, а не демократию для богатых, каковой является на деле всякая, даже наилучшая, буржуазная демократия… А в России совсем разбили чиновничий аппарат… прогнали всех старых судей, разогнали буржуазный парламент — и дали гораздо более доступное представительство именно рабочим и крестьянам…
Каутский не понимает этой, для каждого рабочего понятной и очевидной, истины, ибо он «забыл», «разучился» ставить вопрос: демократия для какого
Назвав Каутского «ученейшим кабинетным дураком с невинностью десятилетней девочки», Ленин обрушился на данный им анализ разгона Учредительного Собрания. Выборы в Собрание, по словам Ленина, были проведены преждевременно, до того как большевики достигли максимальной популярности. Ленин привел статистику: на Всероссийском съезде Советов в июне 1917 года большевики получили 13 % голосов, 7 ноября 1917 года — 51 % голосов, 23 января 1918 года — 61 %, в марте 1918 года — 64 %, и в июле 1918 года — 66 %{552}.
Эти цифры весьма примечательны. Ибо, по словам Ленина, меньшевики и правые эсеры были исключены из Советов 14 июня 1918 года{553}. Левые эсеры были исключены в начале июня 1918 года. Таким образом, прирост только в два процента голосов между мартом и июлем 1918 года указывает на задержку в росте большевистской популярности. Употребление государственной машины для подавления соперников и «переубеждения» электората должно было сделать Советы «монолитными» гораздо раньше.
Ленин утверждал, что Учредительное Собрание было разогнано потому, что большевики были побеждены на выборах, которые, произойди они позже, принесли бы большевикам победу. Таким образом, по логике Ленина, на течение дела влияют ожидаемые события, а не события на самом деле имевшие место.
Ленин приветствовал «поношения», градом сыпавшиеся на Советскую Россию: «Это хорошо, ибо это ускорит и углубит раскол революционных рабочих Европы с Шейдеманами и Каутскими, Реноделями и Лонгэ, Хендерсонами и Рамсеями Макдональдами, со старыми вождями и старыми предателями социализма. Массы угнетенных классов, сознательные и честные вожди из революционных пролетариев будут за нас… Большевизм помог на деле развитию пролетарской революции в Европе и в Америке… Не только общеевропейская, но мировая пролетарская революция зреет у всех на глазах, и ей помогла, ее ускорила, ее поддержала победа пролетариата в России».
Ленин окончил памфлет против Каутского 9 ноября 1918 г. В ночь с 9 на 10 он получил известия о революции в Берлине, передавшей власть Советам, а утром дописал последнее предложение своего памфлета: «Заключение, которое мне оставалось написать к брошюре о Каутском и о пролетарской революции, становится излишним».
Но настоящее заключение написала сама жизнь, разочаровав ожидания Ленина. Сначала все шло хорошо. 23 октября Карла Либкнехта выпустили из тюрьмы. Через три дня подал в отставку Людендорф. На короткое время показалось, что его преемником может стать Либкнехт. 3 ноября восстали матросы в Киле, а 9 ноября Либкнехт с балкона королевского дворца провозгласил установление Германской советской республики. Так как угрожал хаос и во многих городах власть была захвачена советами, германский канцлер, принц Макс Баденский, передал свой пост Фридриху Эберту, социал-демократу, входившему в имперский военный кабинет. Филипп Шейдеман, другой социал-демократический член кабинета, узнав о действиях Либкнехта, провозгласил демократическую республику. Эберт пробыл на посту канцлера только один день — 9 ноября. В ту же ночь с ним связался по телефону генерал Вильгельм Грёнер, от верховного командования предложивший ему вооруженную поддержку. Эберт принял предложение генералов. Этот «союз по телефону», как говорит Джеральд Фрейнд{554}, спас республику и обрек революцию на поражение.
На другой день Эберт обратился к Берлинскому совету рабочих и солдат и заручился его поддержкой. Позже Эберта выбрали председателем совета народных комиссаров: так именовалось его правительство, в подражание Советской России. Но это была лишь уступка революционной буре, шедшей уже на убыль. Правительство Эберта состояло из умеренных социалистов.
Германские советы собирались
Коммунистическая революция в Германии потерпела поражение, потому что рабочие и интеллигенция в нее не верили, крестьяне в ней не нуждались, а армия, средние классы и умеренные политические деятели были против нее. Ленину следовало бы знать, что судьба германской революции зависела не от «ренегата Каутского» и не от «предательства» социал-демократов. Коммунизм учит, что великие события повинуются «железной логике истории» и «объективной исторической необходимости». Уже одни эти критерии должны были предопределить коренное различие между германской революцией и русской. Большевизм взял власть потому, что мировая война повела к распаду русского общественного строя и разложила русскую армию. Но германская армия, потеряв в боях 1834534 человека, 11 ноября 1918 года все еще насчитывала 3403000 человека, 183 дивизии. Несмотря на отдельные случаи неповиновения и мятежа, эти вооруженные силы встали на защиту новорожденной республики. Кроме того, общественная структура Германии осталась невредимой, хотя война и повела к многочисленным внутренним сдвигам. Потребовалось четырнадцать послевоенных лет безумия и бестолковщины в Германии, на Западе и в Москве, чтобы породить тоталитаризм Гитлера.
К этим объективным факторам можно прибавить и некоторые субъективные: с.-д. партия Германии, благодаря разлагающему влиянию компромиссов военного времени, больше не была той партией, которую знал Бебель. В конце войны ее вожди стояли перед непреодолимым соблазном разделить власть с буржуазией. И, наконец, одиннадцать месяцев большевистской диктатуры в России отбили у социал-демократов и у Каутского еще остававшийся у них вкус к революции. Большевизм нуждался в коммунистической Германии, но сделал ее создание невозможным.
Ленин делал все, чтобы коммунистическая Германия стала возможной. За словесными нападками на Каутского последовали хорошо замаскированные дела. 22 октября Ленин впервые выступил публично после того, как на него было совершено покушение. В своем сорокаминутном докладе на объединенном заседании ВЦИК, Московского совета, фабрично-заводских комитетов и профессиональных союзов, он отметил многочисленные признаки революции в Европе. Цитируя сообщения итальянской буржуазной газеты о поездке американского профсоюзного вождя Самюэля Гомперса по Италии, он сказал: «Итальянские рабочие ведут себя так, что, кажется, они позволили бы ездить по Италии только Ленину и Троцкому». В Германии, утверждал Ленин, создание советов и укрепление левой линии в Независимой социалистической партии являются верными признаками назревающей революции.
К Ленину, по-видимому, вернулись силы. Ободренный перспективой международной революции, он выступает каждый день на двух-трех митингах. На одном митинге, 6 ноября, он сказал: «Германия, как вы знаете, выслала нашего посла из Берлина, ссылаясь на революционную пропаганду нашего представительства в Германии. Германское правительство как будто раньше не знало, что наше посольство вносит революционную заразу. Но если раньше Германия об этом молчала, то потому, что она была еще сильна, что она не боялась нас. Теперь же, после военного краха, мы стали ей страшны».