Жизнь Леонардо. Часть четвертая.(с иллюстрациями)
Шрифт:
А также ...».
Было это 23 апреля 1519 года, в святую субботу. Леонардо уже несколько месяцев не вставал с постели. И вот он позвал Вильгельма Бориана, королевского нотариуса, еще пять свидетелей, викария и капеллана церкви святого Дионисия, настоятеля и двух монахов близлежащего монастыря миноритов и Франческо Мельци. Свидетели молча слушали, как Леонардо, которого приподняли на подушки, диктовал свое завещание. Он был в здравом уме и в полной памяти.
Сначала нужно позаботиться о душе, которая не умирает, а продолжает жить и, значит, по-прежнему очень нуждается в милосердии. А посему «три торжественные мессы и тридцать месс обычных» как в церкви святого Дионисия, так и в монастыре. Похоронить себя Леонардо велел в церкви Сан Фиорентино.
Теперь
«... Мессеру Франческо Мельци, дворянину из Милана, завещаю все мои картины и рисунки, манускрипты и книги, а также всякие инструменты и Трактаты об искусстве живописи. В знак глубокой любви завещаю ему и все до одного предметы моей одежды».
Баттисте де Вилланису Леонардо завещал половину виноградника у Порта Верчеллина и воду из канала Навильо. Другую половину виноградника он завещал Салаи, который в нем построил себе дом. И все это «в награду за услуги добрые и приятные, каковые вышеупомянутые де Вилланис и Салаи, слуги мои, мне оказали».
Леонардо ничего не напутал — Салаи для него больше не ученик, а всего лишь слуга, быть может, по-своему и преданный хозяину, но неблагодарный и нечистый на руку.
«А также ... Матурине, моей служанке, одежду из добротной черной материи с кожаной подкладкой ... и два дуката».
Теперь можно подумать и о похоронах. Они должны быть торжественными, ведь это своего рода семейный обряд. Траурная процессия выходит из дома и направляется к кладбищу через город под пристальными взглядами людей. Леонардо, прищурив глаза, словно он видит перед собой траурную процессию, перечисляет: «... шестьдесят факелов, которые понесут шестьдесят бедняков, за что им будет заплачено». В похоронах должны участвовать все священники прихода и церкви Сан Фиорентино: приор, викарий, капелланы, а также церкви святого Дионисия и монастыря миноритов. Грегорианское песнопение и ладан во время месс и множество зажженных свечей. «Десять фунтов воска на большие свечи, которые будут зажжены в вышеупомянутых церквах во время богослужения».
Братьям «по крови», но не по духу Леонардо оставил четыреста золотых скуди и участок земли во Фьезоле.
«Душеприказчиком при полном моем доверии и любви делаю Франческо Мельци, который при свидетелях соглашается и ставит свою подпись».
Нотариус Бориан и свидетели ушли. Леонардо посмотрел на Франческо, который не в силах был сдержать слезы.
— Франческо, всякий предусмотрительный человек оставляет завещание. Я не хочу расставаться с тобой и не рвусь поскорее покинуть нашу грешную землю. Я всегда говорил, что «жизнь есть дар» и тот, кто ее не ценит, этого дара не заслужил. Поэтому мы должны заслужить этот дар и до конца дней своих ценить жизнь и не бояться позорно смерти,— сказал он своему преданному ученику.— Посмотри,— добавил он, повернув голову к окну,— зима длилась долго, но теперь деревья проснулись, вся природа пробудилась под лучами солнца. Разве ты не видишь, она возродилась?
В святую субботу 23 апреля 1519 года Леонардо позвал королевского нотариуса Бориана и в присутствии Франческо Мельци и пяти других свидетелей продиктовал завещание.
— Помни, жизнь есть дар, великий дар, и тот, кто ее не ценит этого дара не заслуживает,— сказал он Мельци, когда все ушли.
В
Мельци не в силах сдержать слезы.
В последний период жизни Леонардо нарисовал сангиной свой знаменитый автопортрет.
Последний опыт
Перед Леонардо в полудреме проплывали один за другим эпизоды последнего празднества в честь крещения сына-первенца короля Франциска I и в честь бракосочетания Лоренцо Медичи с Магдалиной де ла Тур д'Овернь, кузиной французского короля.
Лоренцо Медичи, которого могущественные дядья, папа и архиепископ Флоренции сделали гонфалоньером Флорентийской республики, прибыл во Францию, чтобы отпраздновать свадьбу с юной прекрасной Магдалиной. Он въехал в Амбуаз с пышной свитой. Под пронзительные звуки рожков первыми на площадь вступили оруженосцы республики, за которыми следовали знаменосцы, вздымавшие ввысь знамена всех провинций Тосканы. Затем шли гонфалоньеры городов и, наконец, замыкали колонну представители флорентийской знати в ярко-красных бархатных одеждах.
Леонардо не посрамил своей славы мага. Крещение наследника престола — Леонардо был его крестным отцом — состоялось в кафедральном соборе, украшенном так, что он казался амфитеатром, под сводами которого младенца благословляли ангелы, спустившиеся с небес.
Бракосочетание Лоренцо Медичи и Магдалины де ла Тур Леонардо превратил в театральное представление, причем в технической изобретательности и выдумке он превзошел самого себя. Оно было даже более грандиозным, чем празднество, устроенное в Милане в честь Лодовико Моро и в честь прибытия туда французского короля Людовика XII.
Леонардо применил удивительный механизм «земля-небо», изобретенный в свое время Брунеллески, и растроганный король при всех обнял своего «мага».
— Король...— несколько раз повторил Леонардо. Он лежал с закрытыми глазами, откинувшись седой головой на подушки и бессильно уронив руки на одеяло.— Король... — Но из горла вырвался лишь слабый стон. А потом — смутно припомнил он—у короля родился второй сын. В Клу примчался гонец с приглашением от государя прибыть на празднество, но он уже был болен и с начала зимы не выходил из комнаты ... Наступила весна. Все вокруг ожило, окрасилось в яркие цвета. Лишь его лицо, руки и волосы еще сильнее побелели. Изредка он просил принести зеркало, и когда он гляделся в него, на память приходил седой старик, с которым он проговорил всю ночь в миланской больнице. Тот старик очень устал жить, он закрыл глаза, словно хотел отдохнуть немного, и больше уже их не открыл. «И я его препарировал»,— еле слышно произнес Леонардо. Дышать становилось все тяжелее. Леонардо показалось, что покинутый всеми старик стоит перед ним и говорит, что ему больше ста лет и что он не чувствует никакой боли; вот только его тянет ко сну, и он так устал от жизни.
Леонардо забылся. В безоблачном амбуазском небе над замком Клу кружил коршун. Франческо Мельци и Баттиста де Вилланис из лоджии смотрели на больного Маэстро. Они вспоминали его рассказ о том, как в детстве ему приснился сон, будто эта хищная птица с раздвоенным крылом стремительно «спикировала» и подлетела к его колыбели.
— Спит? — спросил Баттиста у Матурины, которая вышла из комнаты больного.
— Спит,— ответила служанка. Но Леонардо не спал, он бредил. В бреду он видел короля.