Жизнь мальчишки (др. перевод)
Шрифт:
— Я не могу сказать вам… пока не могу. Правда, мисс Гласс, я очень хочу сказать, но не могу. Пока.
Почуяв какую-то тайну, мисс Голубая напряженно замолчала.
— В чем дело, Кори? Что ты от меня скрываешь? Немедленно расскажи. Если это секрет, то, клянусь, я не выдам его ни одной живой душе!
— Я не могу вам сказать. Честно, не могу! Я засунул перышко обратно в карман, глядя на то, как мисс Голубая снова опечалилась.
— Я лучше пойду. Поверьте, я ни за что не стал бы беспокоить вас в такой момент, но дело очень важное.
Медленно отступая
— Доктор Лизандер, — начал я, — тоже брал у вас уроки игры на фортепьяно?
— Доктор Лизандер? Конечно, нет, но его жена действительно взяла у Катарины несколько уроков.
Жена дока Лизандера. Массивная, похожая на лошадь, Вероника.
— Когда это было? Недавно?
— Нет, это было давно, лет пять назад, когда Катарина тоже брала учеников. Когда Катарина заставила нас побираться, — ледяным тоном добавила мисс Голубая. — Насколько я помню, миссис Лизандер получила несколько золотых звездочек.
— Золотых звездочек?
— Успехи своих учеников я поощряла золотыми звездочками. По моему мнению, при желании миссис Лизандер вполне смогла бы стать профессиональной пианисткой.
У нее отличные руки, как раз для клавишных. И она любила мою песню. — Лицо мисс Голубой просветлело.
— Какую песню?
Вместо ответа мисс Голубая поднялась и прошествовала к пианино. Присев на табурет, она принялась наигрывать ту самую, которую я слышал в вечер нашего похода на ярмарку, ту самую, под которую попугай ругался по-немецки.
— «Прекрасный мечтатель», — сказала мисс Голубая и, откинув голову и прикрыв глаза, отдалась музыке. — Ведь это все, что у меня теперь осталось, верно? Прекрасные, прекрасные мечты.
Застыв посреди комнаты, я слушал музыку. Почему эта красивая мелодия в тот вечер так испугала попугая?
Я припомнил слова мисс Гласс Зеленой: «Это все твоя музыка, слышишь, твоя музыка! Он сам не свой всякий раз, когда ты начинаешь играть ее!»
На что мисс Голубая ответила: «Я играла ее всегда, и она ему нравилась!»
Сквозь собравшуюся тьму пробился тонкий лучик света. Словно разрыв ладонями непроглядный озерный ил, я наконец узрел над собой небесное сияние. Общая картина пока не выстраивалась, но я уже знал, что нахожусь на верном пути.
— Мисс Гласс? — спросил я. Точнее, не спросил, я прокричал, потому что мисс Голубая, отдавшись музыке, как когда-то, когда учила Бена попадать правильно, уже почем зря колотила по клавишам так, что на стеклянных полочках звенели статуэтки мальчиков и девочек-пастушек.
— Мисс Гласс?
Мисс Голубая прервала игру на самой горестной ноте. Слезы стекали по ее лицу и капали на платье с подбородка.
— Ну,
— Эта музыка, которую вы сейчас играете: попугай от нее всегда так кричал и волновался?
— Конечно, нет, как ты мог так подумать, Кори Мэкинсон! Это все — злые наговоры Катарины.
Судя по тону, которым это было сказано, я понял, что догадка моя верна, все так и было.
— Вы ведь совсем недавно снова стали давать уроки игры на фортепьяно, правда? С тех пор как попугай… э-э-э… умер, вы часто играли свою любимую музыку?
Мисс Голубая задумалась над моим, казалось, совершенно немыслимым и наглым вопросом.
— Насколько я помню, нет, Кори Мэкинсон, не слишком часто. Я несколько раз исполняла ее на церковных службах, точнее сказать, перед службой, чтобы размять руки. А дома я не слишком много играю. Не то чтобы мне этого не хотелось, просто Катарина, — мисс Голубая произнесла это имя со злобной гримасой, — не давала мне покоя, она вечно твердила, что я причиняю боль ее викторианскому слуху — и кто это говорил, злокозненная похитительница мужчин!
Свет в конце тоннеля все светил. Нечто постепенно принимало форму, но до финала было еще очень и очень далеко.
— Всюду эта Катарина! — внезапно выкрикнула мисс Голубая, ударив по клавишам с такой неожиданной силой, что весь инструмент сотрясся. — Я на цыпочках ходила перед этой вероломной интриганкой, всегда только и делала, что плясала под ее дудку. А как я ненавидела и презирала все зеленое!
Мисс Голубая поднялась на ноги, особенно худосочная и жалкая.
— Я сейчас же вынесу из этого дома все зеленое и нещадно уничтожу, пусть для этого надо разрушить стены, крышу, все до основания! Мне ничего не жалко, я уничтожу любой ее коварный след! Я больше никогда не увижу ничего зеленого и лягу в могилу с улыбкой на устах!
Жажда разрушения разрасталась в хрупкой мисс Голубой с необычайной силой. Я понял, что пора делать ноги, и взялся за дверную ручку.
— Спасибо, что смогли уделить мне минутку, мисс Гласс.
— Вот именно — мисс Гласс! Я по-прежнему мисс Гласс! — закричала в ответ она. — Одна-единственная во всем свете мисс Гласс! И я горжусь этим, слышишь меня, Кори Мэкинсон? Я горжусь этим!
Она схватила прощальную записку на зеленой бумаге и, стиснув зубы, принялась рвать ее на мелкие клочки. Воспользовавшись удачной паузой, я выскочил вон. Но прежде чем за мной затворилась дверь, я услышал, как на пол со звоном обрушилась стеклянная этажерка. Я был прав в своих предчувствиях: звон и грохот от падения были просто ужасающими.
По дороге домой я попытался уложить в голове все фрагменты новых знаний. Лоскутки одеяла, сказала бы Леди. В моих руках оказалось довольно много таких лоскутков, но как уложить их вместе, чтобы получился единый правильный узор, вот в чем вопрос.
Убит человек, которого никто не знает.
На месте преступления найдено перо мертвого зеленого попугая.
Другой попугай, синий и теперь тоже мертвый, от звуков определенной, довольно красивой мелодии сходил с ума и начинал ругаться по-немецки.