Жизнь на двоих

Шнайдер Анна

Нет, об этом лучше вообще не думать. Виктория страшно боялась, что вновь начнет ревновать, и предпочитала не рассуждать, отсекая от себя любые мысли об отношениях мужа с Софией.

Лучше и правда думать о приятном. Два замечательных дня остались позади, но Викторию до сих пор переполняло умиротворение, когда она вспоминала шум моря, веселые голоса детей, теплый песок под ногами и рисунки на нем, которые они все вместе выводили палочками под руководством Софии. Теперь Виктории безумно хотелось тоже научиться так рисовать – нет, не для того, чтобы быть лучше,

а просто для радости и позитивных эмоций, которые она получала каждый раз, когда из-под тонкой палочки выходило хоть что-то, похожее на нормальный рисунок. Это оказалось не менее приятно, чем заниматься растениями.

Но больше всего Виктории понравилась Синтия. Мама Софии удивительно напоминала императрице ее собственную – она была такой же мягкой, вежливой и понимающей и очень любила цветы. Виктория, поначалу уцепившаяся за эту тему от неловкости, раскрывалась все больше и больше – и не заметила, как совсем перестала переживать и стесняться.

Ей всегда было неловко рядом с нетитулованными, и она боялась, что они это поймут, поэтому задирала нос. И сейчас Виктория с нетерпением ждала Силвана – ей хотелось поговорить с ним именно об этом.

До полудня она работала в оранжерее, радуясь, что Арен позволил вернуться сюда, а около двенадцати за ней зашли охранники, чтобы вернуть во дворец, где в салоне ее уже ждал психотерапевт.

– Доброе утро, ваше величество, – сказал Силван, улыбнувшись, встал с дивана и поклонился, разглядывая рабочую форму Виктории. – Вы прекрасно выглядите.

Ей стало смешно.

– Как нормальный человек? – засмеялась она, садясь, и мужчина тоже опустился обратно в кресло.

– Вы всегда выглядите, как нормальный человек, – ответил он с безукоризненной вежливостью. – Просто выглядеть прекрасно в прекрасном платье гораздо проще, чем в рабочей форме садовника. Но у вас получается и то и другое.

Виктория даже немного смутилась.

– Спасибо. Чай будете? Я уже успела проголодаться.

– Не откажусь, – кивнул Силван. – Я сейчас налью нам обоим. Значит, вы работаете в саду, ваше величество?

– В оранжерее, – уточнила она. – Я думала, что рассказывала вам…

– Нет. – Он мягко усмехнулся, протягивая Виктории чашку с чаем. – Этого вы пока не рассказывали. Но я с удовольствием послушаю. Над чем вы там работаете?

Императрица, как это обычно бывало, ухватилась за тему цветов и растений с удовольствием и несколько минут увлеченно рассказывала о новых разработках ученых-ботаников в оранжерее, о том, что делает там она сама, и закончила свой рассказ словами:

– Я так счастлива, что Арен разрешил мне вернуться к этой работе!

Виктория почти сразу пожалела об этом, поняв – сейчас Силван спросит…

И он спросил:

– Что значит – разрешил вам вернуться? – Врач внимательно посмотрел на нее и добавил, видимо, заметив неуверенность и смущение: – Вам не обязательно отвечать на этот вопрос, если вы не хотите. Только если есть желание обсудить что-то со мной. Но я не настаиваю.

– Я хочу. – Она вздохнула. – Просто мне стыдно. Вы, я полагаю, знаете такое чувство… Когда

не хочется, чтобы хороший человек думал о тебе плохо.

– Я не буду думать о вас плохо, что бы вы мне ни рассказали, – произнес Силван со знакомой серьезностью, которой было невозможно не поверить. – Я не оцениваю ваши поступки. Я помогаю вам как врач.

– Я понимаю. Просто вы тоже человек, и мне кажется невозможным не судить другого человека, – пояснила Виктория. – То есть это может получаться просто невольно…

– Если хотите, я скажу вам, что думаю не как врач. Скажу вам правду, какой бы она ни была. Хотите?

Виктория посмотрела на Силвана с сомнением.

– Доверие – это очень важно, – продолжал он, не отводя открытого и прямого взгляда. – Доверять друг другу должны не только родные, но и врач с пациентом. Я вам доверяю, я считаю, что вы, отвечая на мои вопросы, говорите правду и не лукавите. И я хочу, чтобы вы доверяли мне. Поэтому, если вам нужно мое мнение, я его выскажу. Договорились?

Она кивнула и поспешила признаться, чтобы не дать себе возможности передумать:

– Арен запретил мне работать в оранжерее, потому что я пыталась приворожить нашу с ним аньян, Софию, к племяннику мужа. С помощью одного зелья…

Как ни старалась Виктория разглядеть в лице Силвана хотя бы толику осуждения, его там не обнаружилось. Впрочем, как и удивления. Он будто бы ждал, что она скажет нечто подобное.

– Зачем вы это сделали?

– Скорее, почему. Ревновала очень, хотела, чтобы муж в ней разочаровался, возможно, даже уволил. Хорошо, что ничего не вышло, приворот не подействовал – то ли я напутала с ингредиентами, то ли еще что-то…

Виктория знала – привороты не действуют или действуют, но слабо, в том случае, если тот, кого хочешь приворожить, влюблен в другого человека. Но думать о том, в кого может быть влюблена София, категорически не хотелось.

– Что ж, мое мнение – это был глупый поступок, ваше величество, – сказал Силван ровным и спокойным голосом. – Не думаю, что вы действительно желали причинить кому-то зло – вы действовали на эмоциях. А эмоции бывают столь сильны, что не дают нам нормально мыслить. И если бы вы подумали, то поняли бы, что ни к чему хорошему этот поступок не приведет независимо от результата.

– Да, – грустно согласилась Виктория. – Я очень жалею. Накануне я извинилась перед Софией, и она вроде бы не сердится… И Арен разрешил вновь работать в оранжерее. Правда, еще до того как я извинилась. Почти сразу после покушения на Агату.

Виктория сглотнула, вспомнив жуткий огонь и свое отчаяние при мысли о том, что в нем сейчас горит ее дочь.

– Как поживает домашнее задание? – поинтересовался врач, будто желая отвлечь ее, и Виктория действительно оживилась, услышав этот вопрос.

– Хорошо! – Она достала список из кармана и протянула его Силвану. – Вот! Целых пятьдесят пунктов.

– Мне можно не отдавать, это для вас. Хотите обсудить что-нибудь из того, что записали?

– Хочу. Правда, не совсем из того, что записала… Связано с этим, но не совсем.