Жизнь на палубе и на берегу
Шрифт:
– Прости, матушка, увлекся!
– Да что ты, Василий Иванович! – успокоила адмирала мудрая императрица. – Я этих ваших морских терминов совершенно не понимаю!
Однако настоящими виртуозами этого дела традиционно все же считались боцмана. Уже при определении на боцманскую должность, помимо знаний по специальности, кандидат должен был освоить хотя бы малый загиб. Иметь же у себя настоящего боцмана-маэстро большого загиба было вожделенной мечтой любого командира корабля, а потому таких виртуозов устного творчества берегли как зеницу ока, их имена были на устах всего флота, их окружали всеобщим почитанием и гордились так, как сегодня мы гордимся звездами эстрады и олимпийскими чемпионами.
В эпоху парового флота искусство материться понемногу отошло в прошлое. Отсутствие общекорабельных работ в тяжелых условиях, где принимала участие вся команда (постановка парусов, их уборка и т. д.), распределение команды по изолированным боевым постам и отсекам сводили на нет былую воспитательную роль «загибов», которые помогали матросам в их тяжелейшей и опасной работе на мачтах, отвлекали от мрачных мыслей и помогали преодолеть страх. К тому же изолированность
Художник Юрий Анненков в своих воспоминаниях «Дневник моих встреч. Цикл трагедий» писал о Есенине: «Виртуозной скороговоркой Есенин выругивал без запинок „Малый матерный загиб“ Петра Великого с его диковинным „ежом косматым, против шерсти волосатым“, и „Большой загиб“, состоящий из двухсот шестидесяти слов. Малый загиб я, кажется, могу еще восстановить. Большой загиб, кроме Есенина, знал только мой друг, „советский граф“ и специалист по Петру Великому Алексей Толстой».
«Канонического» печатного текста загибов сегодня, впрочем, уже не существует. Они живут своей жизнью в бесконечном количестве устных вариантов…
В эпоху Николая Первого в Кронштадте случился следующий казус. В одном из трактиров некий лейтенант (имя его история до нас не донесла), перепившись, начал долго и громко материться, пытаясь осилить малый загиб. Трактирщик, желая призвать пьяницу к порядку, указал ему на висевший на стене императорский портрет, сказав, что материться в присутствии Его Величества нехорошо.
– А мне насрать на его величество! – объявил во всеуслышание пьяный офицер, глядя на портрет.
Неизвестно как, но уже через пару дней об инциденте стало известно Николаю Первому. К происшествию в кронштадтском кабаке император отнесся с пониманием.
– Во-первых, передайте лейтенанту, что мне на него тоже насрать! – велел самодержец. – А во-вторых, моих портретов впредь в кабаках не вешать!
Многие даже весьма далекие от моря люди наверняка слышали о знаменитом Нептуновом празднестве при пересечении судном экватора. Истоки этого веселого морского праздника уходят к самым первым дальним плаваниям судов российского парусного флота. Причина организации этих празднеств понятна – разнообразить монотонную и тяжелую корабельную службу, дать людям возможность вволю посмеяться и повеселиться. Вот как отмечали день перехода судном экватора в русском парусном флоте.
Сохранились воспоминания вице-адмирала Давидович-Нащинского, который, будучи молодым офицером, участвовал в церемонии пересечения экватора на клипере «Крейсер» на исходе парусной эпохи русского флота. «Разрешение церемонии зависело, конечно, от командира. В этом случае команда заранее к ней готовилась, выбирая действующих лиц и изощряясь в остроумии для ролей матросов, которые будут актерами в комическом спектакле при переходе корабля в южное полушарие через экватор. Обычно церемония приурочивалась к девяти – одиннадцати часам утра. Начиналось это еще до восьми часов после обычной приборки, когда старший офицер разрешал действующим лицам готовиться.
Передняя часть палубы отделялась от шканцев брезентами, за ними готовились действующие лица, а прочая команда, кроме вахтенных, должна была быть в кормовой части судна либо внизу под палубой, в жилых помещениях. На шканцы выносили и растягивали там большой запасной парус. Его шкаторины приподнимались. В этот парус из-за борта все время накачивалась вода при помощи помпы. Так готовилась „купель“ для крещения новичков, ранее через экватор не переходивших. В девять часов утра вызывали всех наверх „через экватор плыть“. Комедия начиналась с того, что из-за борта по шторм-трапу на мостик взбирался посланник подводного царя Нептуна, соответственно загримированный и по голому телу раскрашенный матрос. Он обращался к командиру: „Какой державе принадлежит корабль, который задел килем за крышу дворца Его Величества Водяного царя Нептуна?“. Командир отвечал, что это корабль Русского императорского флота „Крейсер“. „Откуда и куда это судно идет?“ Командир давал ответ. „За поломку крыши дворца и за переход через владения Водяного царя согласны ли вы, командир, уплатить дань Нептуну?“ Командир отвечал согласием. Обращаясь затем к офицерам, посланник спрашивал, согласны ли они уплатить дань Нептуну, чтобы морской царь даровал попутные ветры и благополучное плавание. Офицеры соглашались. „Хорошо, – продолжал посланник, – дань Нептун желает получит лично, для чего сам сейчас прибудет сюда“. Брезенты, отделявшие переднюю часть судна, убирались, и оттуда появлялась процессия – царь Нептун со свитой (все, конечно, матросы). Нептун в короне на голове, с бородой из ворсы, с трезубцем, в драпировке из сигнальных флагов, со штаб-офицерскими эполетами на плечах – сидел на лафете десантной пушки на колесах. Лафет везла раскрашенная масляной краской голая свита Нептуна, рядом с ним восседала царица, соответственно одетая, с плачущим сыночком в пеленках. В роли последнего – живой поросенок. Нептун слезал со своей колесницы и пересаживался на специально устроенный трон, возвышавшийся около „купели“ на шканцах. Начиналась комедия, состоявшая из разговоров Нептуна с офицерами и командой. То тут, то там проявлялось остроумие; слышался хохот, а затем происходило крещение новичков, не бывавших еще в южном полушарие. Крещение состояло из намыливания голов новичкам с помощью большой малярной кисти, бритья громадной деревянной бритвой, а затем бросания новичка в „купель“, куда его погружали непременно до макушки, чтобы он „хлебнул соленой
Из воспоминаний А. Де-Ливрона, совершившего в начале 60-х годов XIX века кругосветное плавание на корвете «Калевала»: «6-го января после обедни священник окропил наши каюты, палубы и также флаг, гюйс и вымпел, а вечером мы пересекли экватор, перейдя из северного полушария в южное. Чтобы поразвлечь команду, капитан поручил некоторым из офицеров устроить торжественное празднование этого события. Это традиционное представление было устроено следующим образом: на лафет десантного орудия поместили ванну, до краев наполненную морскою водой, а на борта ванны была поперек положена дощечка, дослужившая троном для Нептуна и Амфитриты; в кормовой части ванны высился флагшток с штандартом Нептуна, в данном случай с сиамским флагом. Амфитрита держала в руках черного поросенка, который все время страшно кричал, пока ему рыльце не перевязали каболкой. Погода была прекрасная, ветер ровный, бом-брамсельный, и над всем корветом был натянут солнечный тент. Офицерство заняло места на мостики, а команда оставалась на шкафуте и на шканцах. У грот-мачты были наготове два вооруженные брандспойта. Шутки и забавные разговоры шумно и весело наполняли воздух, и все в ожидании торжественной минуты были нервно возбуждены. Но вот с бака послышалась вдруг дикая музыка и на шканцах воцарилась тишина; заиграли в трубы, застучали в кастрюли и сковородки – виноват, в литавры, и с носовой части корабля к нам приближалась парадная колесница Нептуна. „Кто осмелился задеть килем по носу мою супругу?“ – зарычал он глухим басом. Старший офицер пресерьезно ответил: „Poccийский императорский корвет „Калевала“!»
Колесницу везли на лямках шесть полунагих матросов, изображавших страшных водяных чудовищ. Тела их были раскрашены разными колерами: ноги желтые, а лица и руки полосатые – черная и красная краски. За колесницей следовала и свита Нептуна и распевала песню «Полоса ль моя полосынька». Царь водяной мановением бровей приказал остановить колесницу и слез с нее сам, а затем помог сойти на палубу и своей подруге Обратившись с речью к европейцам, дерзнувшим явиться в его владения, владыка морей, между прочим, высказал им массу самых страшных угроз. Свиту Нептуна составляли: адъютант его, который несмотря на +28°, кутался в овчинный тулуп; в руках у него были книги, счеты, списки и перья. Возле адъютанта стоял статный брадобрей с аршинною деревянного бритвой в руках, а на голове – шапка, украшенная альбатросовыми перьями; стан его прикрывался мантией и юбкой из синего флагдука с белыми звездочками. С виду брадобрей был величествен и грозен, а его бритва казалась скорее принадлежностью головореза или мясника, чем цирюльника. Помощник его был приблизительно в таком же костюме, и при нем было ведро с черною краской и большая кисть – принадлежности бритья. За свитой показались еще русалки с распущенными пеньковыми волосами. Нептун преважно задал несколько вопросов капитану, и тот серьезно отвечал ему. «Здравствуйте, господин капитан, – приветствовал его Нептун, – откуда идете?» – «Из Кронштадта, ваше блистательство», – отвечал капитан. – «А, знаю, знаю; это из той грязной лужи, которую вы называете Балтийским морем?» – «Так точно, ваше блистательство». – «Желаете ли вы плавать попутными ветрами?» – «Очень желаем». – «Так вот что: день вступления в мою столицу вы должны отпраздновать как следует ромом, и тогда я вам обещаю попутные ветры, а если вы этого не исполните, то никогда не раздернете булиней». – «Этого бы мне не хотелось» – «Да, будете ходить по узлу вперед и по тридцати назад, а ветер будет у вас меняться до 20 раз в склянку. Выбирайте же!» – «Конечно первое условие, ваше блистательство». – «Так помните же мой уговор. Однако, я замечаю здесь многих, которые и носа своего не высовывали из вашей лужи. Вот это старый знакомый», – говорил его блистательство, величественно кланяясь Полянскому, уже совершившему одно кругосветное плавание. «Дайте-ка мне сюда остальных, я их хочу побрить и вымыть!» – при этом он потребовал от капитана строевой список всего экипажа. Капитан вручил ему список с тем же серьезным и почтительным видом, с каким отвечал на вопросы и угрозы, а затем уж началась забавная сцена обливания со всеми ее причудами.
По приказанию Нептуна, адъютант его начал выкликать некоторых по списку. Капитан и офицеры изъявили желание освободиться от купанья, но водяной царь был неумолим; только сказанное шепотом «ведро рому за выкуп» имело на него магическое влияние, и он тотчас соглашался, повторяя: «ведро рому»! Адъютант записывал. Наконец дело дошло до команды: брадобрей мылил приводимых к нему черною краской, да и не только бороду, а все лицо; потом брил их, сажая на перекладину над ванной. Перекладину из-под выбритого выдергивали, и он падал в ванну с водой, окунувшись в которую, вылезал и бежал на бак, но тут каждый был, вдобавок, встречаем еще струями океанской воды из брандспойтов, чтобы отмыть следы чудовищного бритья. Нептун читал нотации подходившим бриться, и в его речах иногда проглядывало отрицательно-изящное остроумие. После всей этой церемонии Нептун удалился под бак… виноват, в океан, и экваториальное празднество было кончено. В это время просвистали «к ужину» и капитан разрешил команде выпить по чарке водки в память первого перехода границы дедушки Экватора. Люди были довольны и веселы.