Жизнь начинается снова. Рекламное бюро господина Кочека (сборник)
Шрифт:
— А мне почему-то кажется, что они добрались до русских и сейчас живут в Армении. Как они любили друг друга!
— Если они живы и находятся в Советской Армении, то им можно позавидовать.
Мурад вновь посмотрел в морскую даль. Ему показалось, что за той чертой, где небо сливалось с морем, начиналась страна самых его горячих желаний. Сколько раз мысленно он старался представить себе эту страну, сколько раз в бессонные ночи думал о ней!
— Знаешь, Мурад, по тому, как богачи страшатся этой страны, можно догадаться, что там беднякам на самом деле хорошо. В прошлом
Астхиг заторопилась.
— Пошли, Мурад! Уже поздно, брат, наверное, вернулся с работы голодный, его нужно накормить.
Они поднялись. Мурад взял Астхиг за руку, и от одного прикосновения к этой маленькой теплой ручке душа его наполнилась необъяснимой радостью. «Вот так взять Астхиг за руку и смело шагать с ней по жизни», — думал он. В эту минуту Мурад был убежден, что с Астхиг он легко перенес бы любые невзгоды, какими бы тяжелыми они ни были.
— Ты очень-очень хорошая, и я люблю тебя, — прошептал Мурад.
Она опустила глаза и ничего не ответила.
Дня через четыре к Мураду на фабрику забежал Мушег, он был явно взволнован.
— Ты слыхал новость? — спросил Мушег.
— Нет, разве что-нибудь стряслось?
— Сюда к нам в Бейрут пожаловал преподобный отец Смпад; он, оказывается, на самом деле стал американским миссионером.
— Ну и черт с ним! Подумаешь, какая новость! Собаке собачья дорога!
— Знал бы ты, чем занимается наш ученый земляк, не рассуждал бы так!
— Чем же особенным может заниматься Смпад со своей маленькой головой и подленьким сердцем? Наверное, читает где-нибудь проповеди о пользе добродетели или еще о чем-нибудь в этом роде.
— Мурад, не будь наивным ребенком! Американцы не станут тратиться из-за таких пустяков. Говорят, на днях Смпад произнес горячую речь, в которой призывал армян всеми силами бороться против коммунистов, и заявил, что отныне армяне должны уповать только на милость американцев и только от них ждать освобождения своей родины.
Мурад еще никогда не видел своего друга таким решительным и серьезным.
— Постой, постой! От кого же это армяне должны освобождать свою родину?
— Разумеется, от большевиков.
— И отдаться на съедение туркам? Ну, брат, это старая песня, на эту удочку сейчас никого не поймаешь!
— Как бы не так! Ведь эти речи сопровождаются дешевой благотворительностью, и проповедь приобретает определенный смысл для голодных людей. Смпад целыми днями ходит по лачугам бедняков, раздает поношенную одежду и обувь, а дашнаки на все лады расхваливают и превозносят добрые деяния американского миссионера.
— Выходит, они уже снюхались?
— Еще бы! У них все давно согласовано и роли распределены по всем правилам.
— Мерзавцы! Крови им мало! Что ж, мы тоже сложа руки сидеть не будем, соберем рабочих, бедняков и расскажем им всю правду.
— Это не так-то просто сделать, как
— Мы еще посмотрим, у кого что! — угрожающе сказал Мурад. — Зато правда наша и будущее тоже за нами. Мы с тобой не одни, везде друзья, даже на нашей фабрике. Надо действовать! Я встречусь с Вартаном и скажу тебе. Жди меня сегодня вечером в гараже.
Поздно вечером Мурад зашел к Вартану и рассказал ему о случившемся. Вартан только улыбнулся своей доброй улыбкой.
— Вы молодцы, правильно оценили опасность этой грязной пропаганды, — сказал он спокойно. — Нам хорошо известны их козни: дашнаки хотят превратить армян, живущих вдали от родины, в наемников американского империализма. Армяне не раз испытывали на себе «благодеяния» англичан и американцев и за свою доверчивость расплачивались дорогой ценой — жизнями миллионов людей. Сейчас времена другие, у нас есть рабочий класс, коммунистическая партия, и она не допустит повторения старого.
— Дядя Вартан, вы не можете себе представить, что за низкий человек этот Смпад! Он на все способен, даже родного отца продаст без зазрения совести.
— Что отец родной, когда он народ свой продал американцам! — Вартан встал, вышел в другую комнату и вернулся оттуда с листом бумаги в руках. — Мы уже приняли кое-какие меры, подготовили к печати листовки. Кроме того, решили созвать большой митинг.
— Здорово написано! — воскликнул Мурад, быстро пробежав глазами листовки.
Мурад начал энергично агитировать среди рабочих, выступать против дашнаков. В обед он собирал вокруг себя товарищей по работе и в шутливой форме рассказывал им отдельные подробности жизни Смпада: об его отце, предателе Манукяне, и о том, как сын ценой предательства в детском доме для сирот купил себе право на учебу. Рабочие, с интересом слушая Мурада, возмущенно качали головами.
Почти каждый вечер Мурад заходил к Астхиг. Иногда они вместе бродили по окрестностям. Когда же оказывался дома Мушег, то начинались бесконечные споры, в которых Астхиг не принимала участия, только горящими глазами следила то за своим братом, то за Мурадом.
— Только, ради всего святого, будьте осторожны! Я страшно боюсь за вас обоих, — тихо сказала им Астхиг.
Листовки были отпечатаны. Вартан попросил Мурада зайти по условленному адресу и взять несколько пачек.
— Вы разбросайте их по рабочим местам, расклейте по курилкам. — А когда Мурад, забрав часть листовок, собрался уходить, Вартан остановил его: — Смотри, Мурад, будь осторожен! С этим можешь попасться, а нам каждый человек очень дорог.
Мурад в два приема перетащил листовки на фабрику.
На следующий день Мурад пришел на фабрику раньше обычного. Там его уже ждал электромонтер Крикор. Они вдвоем разбросали часть листовок по рабочим местам в ткацком цехе, потом спустились в красильню, но двери ее оказались на замке.
— Как быть?
— В обеденный перерыв обычно все красильщики уходят в буфет, тогда и зайдем, — нашел выход Крикор.
Они наклеили на стенах курилки еще несколько листовок, затем вышли во двор и стали дожидаться начала смены.