Жизнь ненужного человека
Шрифт:
– Тур...
– Шах королеве...
В лавку устало опускался шум улицы, странные слова тали в нём, точно лягушки на болоте. "Чего они делают?" - опасливо подумал мальчик и тихонько вздохнул, чувствуя, что отовсюду на него двигается что-то особенное, но не то, чего он робко ждал. Пыль щекотала нос и глаза, хрустела на зубах. Вспомнились слова дяди о старике:
"Будешь ты жить за ним, как за кустом..."
Темнело.
– Шах и мат!
– густо крикнул гость, а хозяин,
– Мальчик, лавку запирать!
Старик занимал две маленькие комнаты в третьем этаже того же дома, где помещалась лавка. В первой комнате с окном стоял большой сундук и шкаф.
– Здесь будешь спать!
– сказал хозяин.
Два окна второй комнаты выходили на улицу, из них было видно равнину бугроватых крыш и розовое небо. В углу перед иконами дрожал огонёк в синей стеклянной лампаде, в другом стояла кровать, покрытая красным одеялом. На стенах висели яркие портреты царя и генералов. В комнате было тесно, но чисто и пахло, как в церкви.
Стоя у двери, Евсей осматривал жилище хозяина; старик стоял рядом с ним и говорил:
– Заметь порядок вещей, и чтобы всегда было так, как есть!
У стены помещался широкий чёрный диван, круглый стол, вокруг стола три стула, тоже чёрных. Этот угол комнаты имел вид печальный и зловещий.
Вошла высокая белолицая женщина, с овечьими глазами, она спросила тихим, певучим голосом:
– Подавать ужин?
– Давай... подавайте, Раиса Петровна...
– Новый мальчик?
– Да. Зовут - Евсей...
Женщина ушла.
– Притвори дверь!
– сказал старик, и когда Евсей сделал это, он продолжал, понизив голос:
– Она - хозяйка квартиры, я у неё снимаю комнаты с обедом и ужином, понял?
– Понял...
– А у тебя один хозяин - я. Понимаешь?
– Да, - ответил Евсей.
– Значит, ты должен слушаться только меня... Ступай в кухню, умойся.
Умываясь, Евсей незаметно старался рассмотреть хозяйку квартиры, женщина собирала ужин, раскладывая на большом подносе тарелки, ножи, хлеб. Её большое круглое лицо с тонкими бровями казалось добрым. Гладко причёсанные тёмные волосы, немигающие глаза и широкий нос вызывали у мальчика догадку:
"Смирная..."
Заметив, что она, плотно сжав тонкие, красные губы, тоже следит за ним, он смутился и пролил воду на пол.
– Подотри!
– сказала она не сердито.
– Тряпка под стулом.
Когда он вошёл в комнату, старик осмотрел его и спросил:
– Что она тебе говорила?
Но Евсей не успел ему ответить - женщина внесла поднос, поставила его на стол и сказала:
– Ну, я ухожу...
– Хорошо!
– ответил хозяин.
Она подняла руку, пригладила волосы на виске - пальцы у неё были длинные - и ушла.
Сели ужинать. Хозяин ел не торопясь, громко
– Видишь, какая хорошая пища? Я всегда кушаю хорошее...
После ужина он приказал Евсею отнести посуду кухню, научил его зажигать лампу, потом сказал:
– Теперь спи. В шкафе лежит войлок, подушка и одеяло. Это - твоё. Завтра я куплю тебе хорошую одежду. Иди!
Когда, полусонный от тягостных ощущений, мальчик лёг, хозяин вышел к нему и спросил:
– Хорошо?
На сундуке было жёстко, но Евсей ответил:
– Хорошо...
– Если жарко - отвори окно.
Евсей немедленно сделал это. Окно выходило на крышу соседнего дома. На ней - трубы, четыре, все одинаковые. Посмотрел на звёзды тоскливыми глазами робкого зверька, посаженного в клетку, но звёзды ничего не говорили его сердцу. Свалился на сундук, закутался с головой одеялом и крепко закрыл глаза. Стало душно, он высунул голову и, не открывая глаз, прислушался - в комнате хозяина раздался сухой, внятный голос:
– "Живый в помощи вышнего, в крове бога небесного..."
Евсей понял, что старик читает псалтырь... И, чутко вслушиваясь в знакомые, но непонятные слова царя Давида, мальчик заснул.
III
Жизнь его пошла ровно и гладко. Он хотел нравиться хозяину, чувствовал, понимал, что это выгодно для него, но относился к старику с подстерегающей осторожностью, без тепла в груди. Страх перед людьми рождал в нём желание угодить им, готовность на все услуги ради самозащиты от возможного нападения. Постоянное ожидание опасности развивало острую наблюдательность, а это свойство ещё более углубляло недоверие к людям.
Он присматривался к странной жизни дома и не понимал её, - от подвалов до крыши дом был тесно набит людьми, и каждый день с утра до вечера они возились в нём, точно раки в корзине. Работали здесь больше, чем в деревне, и злились крепче, острее. Жили беспокойно, шумно, торопливо - порою казалось, что люди хотят скорее кончить всю работу, - они ждут праздника, желают встретить его свободными, чисто вымытые, мирно, со спокойной радостью. Сердце мальчика замирало, в нём тихо бился вопрос:
"Проходит?.."
Но праздника не было. Люди понукали друг друга, ругались, иногда дрались и почти каждый день говорили что-нибудь дурное друг о друге.
По утрам хозяин уходил в лавку, а Евсей оставался в квартире, чтобы привести комнаты в должный порядок. Кончив это, он умывался, шёл в трактир за кипятком и потом в лавку - там они с хозяином пили утренний чай. И почти всегда старик спрашивал его:
– Ну, что?..
– Ничего...
– Мало!
– говорил хозяин.
Но однажды Евсей ответил иначе: