Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский
Шрифт:
День начался.
В свое время и Ростов, и Суздаль побывали стольными городами. Затем их сменил Владимир. На Клязьме сходились торговые пути на Волгу, а уже по этой могучей реке плыли суда в далекие края, богатые и таинственные земли Востока.
Но явились орды татаро-монголов, разорили Русь, и зачахла торговля, медленно угасло величие города Владимира…
Дорога от Ростова тянулась, минуя Переяславль-Залесский, пролегала землями мещерскими, где проживал мирный народ мещера. Он растил хлеб, охотился, бортничал, селился немногочисленными деревнями,
Ехал князь с дружиной по лесной окраине, глушь, чащоба - рукой подать. Дорога повела сосняком. Высокие деревья потянулись к небу. Петляет дорога: то расширится, то сузится. Гридни следуют за князем гуськом.
Иногда дорога вырывается на поляну и снова уводит в лес. Ведет князя мещерский мужичок-проводник, без седла трясется на брюхатой лошаденке, знай мурлычет песенку по-своему, а о чем - не разберешь.
Ведет он гридней лесистым, болотистым краем уверенно. Его не страшат топи, и уговор у него: выйдут на твердь - и конец его обязанностям, возвращается в свою деревню.
Под князем конь могучих статей, и идет он весело, играючи, то и дело длинным хвостом отгоняя всякого гнуса.
Великий князь Дмитрий задумался, мысли одна другую теснят. Об Андрее ничего не известно, а вот ростовские князья Дмитрий и Константин перессорились. Едва отца зарыли - не стало князя Бориса, - как братья от Белозерского удела часть земель урвали и едва меж собой не перегрызлись: каждый норовил на ростовский стол умоститься, - насилу примирил их великий князь.
Воевода Ростислав говорил: «Не доведи, княже, до усобицы, не то ввяжутся татары и примутся разорять и грабить Русь».
Вот и ездил великий князь мирить братьев. Каждый обиды высказывал, за бороды хватались. Будто восстановил мир князь Дмитрий. А надолго ли?
Слушал Дмитрий братьев и думал: «Вот так и они с Андреем друг друга попрекают. Злобствует Андрей, родство забыл, поди, перед ханом на коленях ползает».
Опустил Дмитрий голову. Молчат гридни, подремывают в седлах. Утомились, пора отдых дать да и мужика мещерского отпустить. Места дальше знакомые, и болотам конец. За той дальней опушкой леса владимирские, сколько раз езженые…
К исходу дня в лесу начало темнеть. Выбрались на поляну. Впереди избенка, по оконце в землю вросла. Дранка от времени потемнела. А оконце, затянутое бычьим пузырем, смотрит на мир одноглазо. У избушки - несколько колод с пчелами.
Навстречу князю шел старик бортник. Из-под кустистых бровей внимательно разглядывал гостей. Был он в летах, но крепок и голос имел молодой.
– Здрав будь, старик. Дозволь гридням передохнуть у тебя.
– Леса, княже, не меряны - и тебе, и гридням места достаточно. Присядь к тому столу, я тебя медком угощу.
Пока гридни стреноживали коней и разжигали костер, старик поставил на столик глиняную миску с медом, рядом положил ломоть ржаного хлеба.
В миске плавали куски вощины с янтарными каплями меда.
Положив ладони
– Меня, княже, Ермолаем кличут. А тебя я сразу признал. Последний раз встречал, когда отец твой Александр Ярославич вживе был. Невский хоть и суров казался с виду, однако справедлив. Вот здесь, на этом месте, сидел, разговор со мной душевный вел… А вскорости этими местами брат его Андрей с молоденькой женой от ордынцев бежал. Они его дружину посекли и Владимир разорили…
Слушал Дмитрий, головой покачивал. Потом подался вперед, сказал:
– Рассуди нас, Ермолай, с братом, правду говори. Насупился бортник, спросил:
– Тебя отец великим князем посадил?
– Истинно, старик.
Качнул головой бортник, промолвил:
– Не по правде жить хочет городецкий князь, не по правде.
Вокруг миски роились пчелы, жужжали. Ермолай следил за ними.
– Видишь этот рой? Эти пчелы хотят брать мед, какой поближе, без труда. Так и брат твой. И не мыслит он, чем все обернуться может. Не единожды видел я, как осы рой грабят, ровно ордынцы. А ростовские князья? Чем они лучше ос? Бесчестьем живут.
– Твоя правда, старик. Не раз думал я, жизнь дана человеку один раз, и много ли уносит он с собой в могилу, в загробную жизнь? Может, отречься мне от великого стола? Отчего брат ко мне неприязнь питает?
Улыбнулся бортник в бороду, хмыкнул:
– Откажешься, княже, от стола владимирского, городецкий князь и Переяславль-Залесский пожелает. Нет, княже, по старшинству тебе столом владимирским владеть.
Догорала последняя звезда, а городецкого князя сон не брал. Беспокойные мысли одна за другой в голову лезли. Дома случится такое, князь из хором на свежий воздух выберется, на небо посмотрит, вдаль глаза переведет, туда, где леса и луг приречный. За городской стеной хоромы боярские, палаты епископа…
А здесь, в Сарае, из каморки выйдет - со второго яруса только и видны в темени мазанки глинобитные, тополя высокие и небо в крупных звездах.
Смотрит князь, сколько душ человеческих прибрал Господь. Бог един что для православного, что для мусульманина, что для иудея. Человек под Богом ходит. Он дарует жизнь и волен забрать ее.
Побывав у ханши, городецкий князь ждал возвращения хана. Он надеялся, что Телебуг даст ему ярлык на великое княжение. Придет время, и удельное княжество будет принадлежать ему.
Но планам городецкого князя не суждено было сбыться. По Сараю, ближним и дальним улусам поползла зловещая весть: Телебуга убили!
Кто и как это сделал, никто не знал. Одно говорили: ханом Золотой Орды стал Тохта.
В душевном расстройстве был князь Андрей: ужели, думал он, до следующих весенних дней сидеть ему в Сарае?
Однажды прокрался в караван-сарай мурза Чаган. Пришел, таясь, и сообщил: новый хан велел всех жен Телебуга вывезти в улус, что у гор Кавказских, и лишь ханше Цинь позволено остаться во дворце.