Жизнь побеждает (с иллюстрациями)
Шрифт:
Чем дальше шла машина, тем заметнее становились следы войны. Новгород… Одни развалины, они уже заросли бурьяном. Люди возвращаются в свой родной город. Где-то приютились, раскапывают, восстанавливают. А на огородах даже зреют овощи. Коров далеко не пускают: еще не разминированы поля. Чем ближе к родному дому, тем знакомее всё, и тем мучительнее…
Вот и поселок. Проезжая по улицам, Надя узнавала места, хотя много домов было разрушено. Школа сгорела.
«Где же я учиться буду?» — подумала Надя.
Такой же вопрос задала ей бабушка и
«Где вас высадить?» — спросил шофёр.
Бабушка принялась уговаривать его доехать до колхоза, но он решительно отказался.
«Ну что ж! — вздыхая, сказала бабушка. — Придется искать нового попутчика. А ты сверни вот на эту улочку. Тут у меня знакомые живут».
Машина остановилась у маленького домика на окраине города. Надя постучала в калитку. Ответа не было. Она дергала дверь, стучала ногами, кричала, пока кто-то не вышел. Когда Надя узнала открывшую дверь старушку, она бросилась к ней и крепко обняла ее. Та сперва даже испугалась. Бабушка подошла и расцеловалась со своей старой приятельницей.
Надя, отдохнув немного, решила пешком идти в свою деревню. Не терпелось узнать, что стало с их домом.
«Солнце еще высоко. Я успею вернуться, а если очень устану — заночую там», — сказала, уходя, Надя.
Она легко нашла дорогу, с детства хорошо знакомую. Кругом — те же поля. Только теперь они заросли сорняком. Вспаханной и засеянной земли немного.
«А как прежде было! Во все стороны тянулись сплошные поля. Хлеба высокие тихо колышутся. И жаворонки над ними…»
И чем дальше шла Надя, тем ярче вставали перед ней картины детства, тем острее она чувствовала боль непоправимой утраты. Всё это время ее успокаивали, говорили, что отец не погиб, он, наверное, вернется. Надя плохо верила этому. Не зря же тогда раненые в госпитале перестали искать отца. А сначала они так горячо принялись помогать ей. Горе всё сильнее сжимало сердце, и дорога казалась длинной, очень длинной.
Надя, наверно, прошла бы мимо своего дома, если б ее не остановил знакомый поворот дороги и цветы, — такие, какие сажала мать.
«Да это же они и есть! А где же дом?»
Осталась одна труба. А может, она ошиблась и не туда попала?
Надя медленно, по мелочам, убеждалась, что она дома. Это их сад. Вот и многолетние цветы. Они очень выросли. Особенно люпины — поднялись высокой синей стеной, закрыв безобразные развалины. Яблоня — без верхушки. Это когда бомбили, вершинку снесло. Деревья не погибли. Они только что отцвели. Наверно, яблоки будут. Вот и куст крыжовника. Как она рвала тогда и топтала ягоды!
Всё вспомнила Надя. Она стояла в буйно разросшемся саду. Не умолкая, пели птицы. Высоко поднялись молодые топольки — она сама их посадила.
Всё говорило о жизни. А разве сама она, Надя, не выросла, как этот тополек, не победила страшную тяжесть, придавившую ее детские плечи?
«Я всё гляжу на тебя. Ровно Надя?» — Девушка вздрогнула: человеческий голос среди развалин!
«Смотришь, что от дома
Надя с трудом узнала в постаревшей женщине тетю Феню. А та продолжала:
«Не признаёшь? Мы-то в землю идем. Вы растете. Видишь, какие цветы здесь расцвели!.. Ты не тужи! Дом новый поставим, лучше прежнего… Строить приехала? Жива ли мать? А отец где?»
Соседка расспрашивала и сама рассказывала:
«Нас уже много вернулось. Одни в своих домах живут, а погорельцы — в землянках. Поля засеяли, — понятно, не везде сразу. А строиться, конечно, будем. Сейчас материалы собираем. Встанет колхоз. Ты не горюй, отец вернется! Опять председателем будет. Пойдем ко мне в землянку, чайком напою».
Надя только теперь заметила, что уже поздно. Ночные сумерки скрыли одиноко торчащие трубы. Едва слышно шумели деревья, и острее стал запах цветов.
«Уйти бы отсюда, и подальше!..»
Она сделала несколько шагов, споткнулась и чуть не упала. Колхозница помогла ей идти, ласково говоря:
«Вишь, как истомилась! Пойдем, переночуй у меня».
«Нет, я хотела сегодня вернуться».
Но Феня и слушать не стала. Она чувствовала, как девушке тяжело. Взяв за руку, она привела ее к себе.
Утром, выйдя из землянки, Надя даже зажмурилась, так ярок был солнечный свет.
Кто-то засмеялся рядом. Кто-то назвал ее по имени.
Немного привыкнув к свету, она увидела женщин и детей. Колхозники пришли повидаться с Платоновой. Ее расспрашивали об отце. Говорили о нем с большим уважением. Надя поняла, как любили Павла Ивановича и как ждали его возвращения. И они тоже уговаривали ее остаться здесь. Обещали помочь выстроить дом.
«Я сама еще не решила, где буду жить. Надо бабушку устроить. Не знаю, сохранился ли ее дом в колхозе?»
«Как же, изба стоит нетронутая. Я недавно там была. С бабкой твоей мы подружками были», — заговорила старая женщина с ребенком на руках. Она укачивала его, а сама всё рассказывала, называла имена бабушкиных соседей…
Надя уже не слушала. Ей не терпелось самой проверить, правду ли говорит женщина. Распрощавшись с колхозницами, она пошла в соседнюю деревню.
Шла лесом, а потом берегом реки, такой тихой. Как прежде, была прозрачна вода, как прежде, горяч песок на берегу… Всё здесь привлекало и казалось таким дорогим, близким. Она поняла тоску бабушки по родным местам. Сколько речек и лесов она сама повидала! Наверно, были и лучше здешних. Но эти ей казались милее всех.
Издалека увидела дом бабушки. Он стоял на пригорке, залитый солнцем. Надя помчалась туда. Так бросаются к близкому существу, которое считали погибшим. Оказывается, дом стоит, дожидается их, и такой же, как и прежде.
«Да нет! Он стал еще лучше!» — казалось ей.
Она не заметила покосившегося крылечка и разобранной крыши сарая.
«А сад-то какой большой! И всё цело, даже скворешник!..»
Девушка зашла к председателю колхоза. Сказала ему, что бабушка вернулась и на этих днях приедет сюда.