Жизнь под чужим солнцем
Шрифт:
Сердце встало на место.
— Не позвоню, — покачала она головой. — Прости, пожалуйста. Ты же сам понимаешь, звонок — это глупо и бессмысленно. Надо оставаться здесь, давать показания, а я не останусь.
Он покивал, задумчиво глядя на нее через разделяющие их десять шагов.
— Все с тобой ясно, — сказал с непонятным выражением — затем повернулся и пошел к стойке.
Даша провожала его взглядом до тех пор, пока он не исчез из виду, но Максим больше не оборачивался.
«Все с тобой ясно…» Ей было тошно и противно. На самом деле вполне можно сейчас позвонить в полицию, попросить позвать к телефону того, что говорит на английском, быстро
Она сидела в аэропорту, а в голове назойливо вертелся последний разговор с Инной. Потом Даша вспомнила, как она спорила с Алиной из-за нее, как Инна помогла ей, когда Женечка пыталась ее утопить. «Не могу я позвонить, и все, — с отчаянием думала Даша. — Не могу. Она ничего плохого мне не сделала. Она была… она казалась такой… такой хорошей!» Ей хотелось, чтобы внутренний голос сказал что-нибудь умное и правильное, но он молчал.
Объявили посадку, и Даша прошла в самолет. Она оживилась единственный раз, когда самолет начал приземляться, и в окошко иллюминатора Даша увидела подмосковный лес, освещенный заходящим солнцем, и подумала, что лес может быть гораздо красивее моря.
Ее не покидало ощущение, что она сделала ошибку. Но когда увидела в толпе встречающих встрепанную маму, приподнимавшуюся на цыпочки, вертящую головой в разные стороны, Дашу охватила такая волна любви и благодарности, что все остальное вылетело из головы. Она вспомнила, что в сумке у нее лежит Морошка, старательно завернутый в свитер, и на душе наконец-то стало легче.
Эпилог
Два месяца спустя мама, к которой Даша временно переехала, начала проявлять признаки озабоченности.
— Дашка, — непривычно ласковым тоном говорила она, — занялась бы ты делом, что ли? Хватит валяться перед телевизором. И вообще, давай уже потихоньку к себе переезжай. Нет, — спохватывалась мама, поймав вопросительный Дашин взгляд, — я, конечно, не против того, что ты у меня обосновалась, но ты же когда-нибудь в свою-то квартиру думаешь возвращаться, правда?
— Мам, я еще немножко у тебя поживу, а потом перееду, — бормотала Даша.
— Даш, да я не к тому веду разговор, чтобы ты проваливала на все четыре стороны, ты же сама прекрасно понимаешь, а к тому, что с тобой что-то не в порядке, и ты ничего не делаешь, чтобы порядок навести. Я же вижу!
— Да ладно, мам, все будет нормально. На следующей неделе уже начну работу искать.
— А почему не на этой?
— На этой… Ладно, начну на этой, — отмахивалась Даша, опять включая звук у телевизора.
Разговор повторялся в различных вариантах уже раза три. Даша сама не понимала толком, что с ней происходит. Сначала она пыталась себя уговаривать забыть все произошедшее, как и советовала ей Инна, потом смирилась с тем, что у нее не только не получается забыть — наоборот, некоторые события высвечиваются со временем все ярче и ярче. Когда она сидела перед телевизором, завернувшись в плед, или готовила на кухне, или гладила, или умывалась, перед ее глазами время от времени вставали два лица — одно живое, Алинино, а другое мертвое, Машино. Если тряхнуть головой, то лица исчезали, но некоторое время потом Даша ходила с ощущением, будто и мамина
Слава богу, во сне лица не возникали. Весь последний месяц Даша спала без снов, проваливаясь в спасительную темноту через минуту после того, как голова ее касалась подушки. Именно поэтому она спала больше, чем бодрствовала, отсыпаясь так, как не отсыпалась даже в детстве в деревне. Мама ей не мешала.
Представить, что она вернется в свою квартирку и будет там жить одна, Даша пока не могла. Она не искала работу, не звонила подругам, почти не гуляла — только спала и сидела перед телевизором. И вот мама не выдержала и заговорила о знакомом психологе. Более того, преодолев Дашино сопротивление, договорилась с ним о встрече. Даша была убеждена, что психолог ей не нужен, но сама не знала, что ей поможет.
Воспоминания преследовали ее постоянно, она вздрагивала от громкого стука у соседей и иногда, глядя вечерами в окно, отчетливо видела выступающую из сумрака фигуру со светлыми волосами. Она понимала, что все это только плод ее до смерти перепуганного воображения, но легче не становилось. Временами за спиной у нее раздавался хриплый смех Левы, и Даша заставляла себя не оборачиваться. Она перестала сушить волосы феном.
— Ну все, Даша, — решительно заявила мама, заметив это, — больше я на твои выкрутасы просто так смотреть не собираюсь. Третьего числа отправишься как миленькая ко Льву Владимировичу и все ему расскажешь, раз уж мне не говоришь. Если не хочешь, — прервала она Дашу, попытавшуюся что-то сказать, — то можешь возвращаться к себе и там продолжать наслаждаться такой жизнью. А мне это надоело. Ну что, вернешься в бабушкину квартиру?
Даша покачала головой, и мама удовлетворенно кивнула:
— Замечательно. Тебе назначено на двенадцать. Здесь недалеко, адрес я напишу.
Второго октября, ясным, теплым днем Даша сидела в кухне, обхватив колени, глядя в окно и представляя себе психолога, к которому завтра ей предстояло идти, когда раздался телефонный звонок. Мама ушла в магазин, звонить могли только ее подруги, а разговаривать с ними Даша не хотела. Телефон продолжал звонить. Даша сидела, не двигаясь, только косясь на него. Телефон звонил. Чертыхнувшись про себя и обругав неизвестную дамочку за назойливость, Даша слезла со стула и подошла к аппарату. И тут, протягивая руку к трубке, внезапно поняла, кто именно звонит. И, поняв, дернула провод так, что телефон слетел с подставки.
— Да! — закричала она отчаянно, боясь, что не успела. — Да, я тебя слушаю!
— Даша, здравствуй! Я в Москве, диктуй адрес…
Максим еще что-то говорил, но Даша на минуту перестала его слышать. Улыбаясь, она глядела, как тают высоко в небе, торопливо меняя причудливые очертания, облака, а вслед за ними навсегда растворяются в осеннем воздухе Инна и Маша, Лева и Джой; исчезают, чтобы никогда больше не возвращаться. На мгновение под кленом мелькнул высокий силуэт красивой женщины со светлыми волосами странного серебристого оттенка и сразу подернулся невесть откуда взявшейся дымкой и растаял бесследно. А вместе с ним растаял и морок последнего месяца, и стало ясно, что все, что мучило ее, — действительно лишь страшный сон, который скоро забудется, а единственная явь и реальность — голос в трубке:
— Алло! Алло, Дашка, ты меня слышишь? Я приехал…