Жизнь поэта
Шрифт:
Над головой увидев "раму",
Бежим: эй, лётчик, прокати!
И в пыль сточив кирпич упрямо,
Мечтали в лётчики пойти.
А во дворе булыжник скользкий,
Везде с отметинами кур,
И за плетнём - лужок, где свойски
Освоился бык-самодур.
Скрипит восьмая половица
На лестнице под прусаком,
Который возле печки снится:
Ведь для себя он строил дом.
И звали город тот нерусский
По-нашему -
А где-то в буреломах Куршской
Скрывался немец, нам не рад.
Репатриирован навечно
Отсюда аж за три реки:
Не только им теперь, конечно,
И Кант и Гофман земляки.
И город тот как призрак детский
Мне снится окружившим дом,
И от тоски куда мне деться
По окнам, где резной проём.
***
Ещё холодные, как лёд,
В квартире трубы отопленья,
В них что-то капает и льёт,
Но толку-то!
– до омерзенья.
На улице теплей, поди,
Чем на софе под одеялом,
И чай горячий на груди
Хотя и греет, но так мало.
Как не люблю я холода!
Ведь не в Сибири я родился,
И мне ночами, как всегда,
Любимый город снова снился.
Там хорошо: зимой лишь пять
На градуснике ниже риски,
А летом... как вам рассказать:
Гуляй под солнышком без риска
Схватить плешивой головой
Удар лучами под затылок...
А тут в Москве мороз такой,
И летом воздух слишком пылок.
И лишь любимая весна
И бабье лето в три начала
Мне по душе, и не до сна
Ни днём, ни ночью - как бывало.
Городская булка
Какие звёзды! И какое небо!
О чём мальчишка мог ещё мечтать:
Чтоб белого побольше было хлеба,
Ведь не голодным же на Марс летать.
И в шесть утра будила меня мама:
– Вставай, сынок, там очередь уже!
–
А мне же снилось вычурно-упрямо:
Иду по Марсу весь настороже.
Вдруг за холмом простые марсиане:
Я от души дарю им белый хлеб,
Что в нашей булочной достался мне и маме,
По булке в руки - весь наш ширпотреб.
О детства булка, булка городская!
Как сладко пах твой тёмный гребешок!
И по дороге гребешок ломая,
С горбушкой за куском глотал кусок.
И мать прощала баловство сквозь пальцы,
До боли голод нищих ей знаком:
Война, румыны, немцы, оккупация
И
А как невмоготу:
– Иди-ка к крёстной,
Уж как-нибудь поесть тебе дадут,
Но всё не ешь, ведь дома плачут сёстры,
А двадцать километров - не капут.
Какие униженья испытала,
Но с голодухи всё внутри свело.
– Опять голодная? И вам всё мало,
Вот навязалась крестница назло.
Ты мать спроси, зачем вас нарожала?
Ну, ладно, вот, возьми своим батон,
Но всё не ешь - и сёстрам чтоб достало.
Иди... а отработаешь потом.
...Я с мамой шёл и ковырялся в булке,
Задумав ею марсиан кормить,
В далёком межпланетном переулке
Я расскажу, как просто с хлебом жить.
***
Лай собак во дворе полутёмном,
С тополей опадающий пух,
Молодым приговор непреклонный
У подъезда сидящих старух.
Чей-то голос с балкона зовущий:
– Сколько раз говорить, что пора!
На втором этаже кто-то пьющий
Вновь заводит своё "та-ра-ра".
Вот погоды прогноз объявили
Под заученный всеми мотив...
В этом доме родители жили...
***
Кем я буду лицемерить,
Нараспашку душу рвя,
И кому смогу поверить -
Кто мне в глаз, а не в бровя.
Заскорузлою рукою
Буду строчки выводить,
Вовлечён чужой игрою,
Чтобы вечно там водить.
Буду прыгать слабой ножкой
И кричать: "Мне киселя-а-а-а!" -
Все кругом мне строят рожи
И дают мне пендюля.
О песочницу расквасив
Свой уже горбатый нос,
Буду кровью землю мазать,
В драку лезть наперекос.
И жестокою страницей
Их победы заклеймя,
Буду знать, что всё мне снится:
Рожи, двор и "Киселя-а-а-а!"
***
Я прочту, я узнАю, я выучу
Придорожных цветов имена,
Всё равно помирать так иль Иначе,
Прошагав между ними без сна.
Я дорогу нашёл поизвилистей,
Чтобы так интереснее жить,
И я шёл по земле Божьей милостью,
Протянувшим мне тонкую нить.