Жизнь после жизни
Шрифт:
Романов смущенно улыбнулся.
— Честно признаться, я никогда не верил в силу женского ума.
— Просто вам не везло с женщинами, — усмехнулся Стасов. — На моем пути умные женщины попадались довольно часто, одна из них — моя жена, другая — моя сотрудница. Ну так как? Вы готовы передать ваш заказ моей фирме на моих условиях?
— Да, конечно, — рассеянно кивнул Романов. — Вы — руководитель, вам виднее. Если нельзя поручить мое дело мужчине, то… Что ж, пусть будет по-вашему. Но, может быть, вы все-таки еще подумаете над кандидатурой? Может быть, у вас найдется сыщик мужского
— Найдется, — Стасов уже не скрывал ехидства. — Его зовут Анастасия Павловна Каменская.
На лице Романова отразилось нескрываемое облегчение.
— Каменская? Та самая? Из отдела Гордеева?
— Из бывшего отдела Гордеева, — поправил его Стасов. — Виктор Алексеевич давно на пенсии, после него в отделе сменился уже третий начальник.
— Ну да, ну да, — пробормотал Романов. — Я наслышан о ней, у меня осталось много друзей в милицейских кругах. У нее очень хорошая репутация.
— Да уж, — засмеялся Стасов, весьма довольный. — Ну так как? Против Каменской вы не возражаете?
— Буду счастлив, если она возьмется за мое дело.
— Не она возьмется, а я ей поручу, — снова уколол гостя Стасов. — На том и порешим. Я — подумаю над вашим предложением, а вы приходите завтра, и если я приму решение взяться за ваше дело, то оформим заказ.
— Я очень надеюсь, что вы мне не откажете, — обаятельно улыбнулся Родислав Евгеньевич.
— Ничего не могу гарантировать, я подумаю, — уклончиво ответил Стасов, хотя в глубине души уже решил взяться за этот заказ и поручить его Насте. Правда, работа на выезде, а Настюха командировок не любит, тем более с неопределенным сроком, но все равно эта работа — как раз то, что ей надо, что она умеет и любит.
— Куда? — в ужасе воскликнула Настя. — В Томилин? Это где?
— Восемь часов на машине или семь с половиной на поезде, — спокойно объяснил Стасов. — Чего ты так испугалась? Я же не на Северный полюс тебя посылаю. Тихий приличный город вокруг крупного градообразующего предприятия. И по городу ходит маньяк. Ну чем тебе не работка?
— Владик, я не хуже тебя знаю эти тихие провинциальные городки. Тьмутаракань, гостиница с клопами, горячей воды нет, туалет и душ в коридоре, один на весь этаж, чтобы чаю выпить, приходится воду греть кипятильником в стакане. И куда ты меня посылаешь? В какой-то дом престарелых? Там кругом одни старики, немощь, болезни, страдания, одиночество, нищета. Я и так только-только выбралась из депрессии, в моем состоянии мне только этого всего не хватало! Стасов, ну пожалей ты меня, — взмолилась она. — Пусть кто-нибудь другой поедет.
Но Стасов жалеть ее не собирался.
— Не сгущай краски, это не дом престарелых, а клуб пенсионеров. И создавать тебе льготные условия я не могу. Есть заказ, и его нужно выполнять, а все люди, кроме тебя, сейчас плотно заняты. Тебе надо начинать нормально работать, — строго произнес Стасов. — Ты же не хочешь получать зарплату просто так?
— Не хочу, — удрученно проговорила Настя.
— Ну вот видишь. Если ты сделаешь работу в Томилине, то получишь не просто большой гонорар, а очень большой. Ты его честно заработаешь. Более того, заказчик сказал,
Настя задумалась. Материальное стимулирование в таком чистом виде было для нее внове, за свою работу она привыкла получать только заплату, и не сказать, чтоб очень уж большую. А заняться тем, что умеешь и любишь, да еще за хорошие деньги… В этом было что-то неправильное, ей даже казалось — порочное и при этом страшно привлекательное. Нешто попробовать? Но гостиница с клопами… И местные оперативники, которые будут ей всячески мешать и унижать незваную гостью при каждом удобном случае… И старики-пенсионеры, одним своим видом напоминающие ей о собственных проблемах…
— Леш, я страшно не хочу ехать в этот Томилин, — говорила Настя мужу, вернувшись домой с работы. — Меня там местные деятели с потрохами съедят и не подавятся. Они начнут мне грубить и хамить, а я буду обижаться и расстраиваться, и это будет не работа, а сплошная борьба с настроением и амбициями. Кроме того, я не хочу этих пенсионеров. Я сама пенсионерка, я до сих пор не смирилась со своим новым статусом, и мне как нож острый их проблемы с одиночеством, ненужностью и невостребованностью.
Чистяков слушал ее и методично резал лук и зелень для салата, не поднимая головы. Настя даже не была уверена, слышит ли он то, что она говорит.
— По-моему, ты драматизируешь, — спокойно сказал он. — У тебя новая работа, тебе нужно научиться ее делать, тебе нужно научиться работать в качестве частного лица, за спиной у которого нет государственной поддержки. Ты никогда этому не научишься, если не начнешь хоть что-то делать. Под лежачий камень, сама знаешь, вода не течет. Ты беспокоишься, что не сложатся отношения с местной милицейской властью? Так учись их строить, эти отношения. Само собой ничего не сделается. Имбирь класть или не нужно?
— Положи, — машинально ответила Настя, думая над словами мужа.
Она была уверена, что Лешка поймет ее мучения, поймет, как ей не хочется ехать в Томилин и заниматься этим странным «стариковским» делом и в то же время ей не хочется, чтобы Стасов подумал, будто она решила воспользоваться их давними дружескими отношениями и выторговать себе особо удобные условия работы. Стасов прав: получать приличную зарплату просто так она не будет, она просто не позволит себе этого. И Лешка тоже прав: если ничего не делать, то ничему и не научишься. Но как же не хочется…
«Лешка хочет, чтобы я уехала, — внезапно поняла Настя. — Я его достала своим нытьем, своим вечно плохим настроением, своим мельтешением перед глазами. Он хочет, чтобы я занялась наконец делом и пришла в себя. Ему не нужен дома моральный урод. Он и так сделал все, что мог, чтобы вытащить меня из депрессии, он потратил на меня кучу сил и времени, и у него кончилось терпение. Он хочет побыть один».
— Ты прав, Лешик, — негромко произнесла она, — мне нужно ехать. Ты совершенно прав.
Она достала из сумки визитку Андрея Сергеевича Бегорского, оставленную Романовым и переданную ей Стасовым, и набрала указанный в ней номер телефона.