Жизнь продолжается

Протоиерей Александр Борисович

— Лёшенька! Мы пойдём с детками домой, я Ироньку тоже заберу, ей всё равно к святыне, по-женски, нельзя, поможет мне детонек спать уложить!

— Пусть идёт, мать Евлампия, конечно! Только пусть не забудет у этих футболистов над кроватью мой ремень повесить!

— Уж сразу и ремень, Алексей! Они нечаянно!

— Хорошо, хорошо! Раз нечаянно, пусть Иришка их начмокает за меня перед сном!

Внезапно из северной двери алтаря вышел

только что приехавший наш бывший алтарник, а ныне семинарист Серёженька, в аккуратном чёрном подрясничке, сияющий радостными глазами.

— Брат Алексий! Христос посреди нас!

— И есть и будет, брат Сергий, здравствуй!

Мы обнялись.

— Ну, ты и вырос, Серёжка!

— Стараюсь, кушаю семинарскую кашку! — засмеялся он. — Брат Алексий, не уступишь мне свой канон почитать, по старой памяти?

— Не вопрос, брат Сергий! Я тогда пойду в пономарке присяду, а то стопа разболелась, я её третьего дня подвернул.

В пономарке, в уголочке, стоял стульчик, на котором благословлялось посидеть уставшим алтарникам. Я устроился на нём, вытянув вперёд ногу и скинув мокасин со своей всё ещё слегка распухшей стопы.

Помазание закончилось, Флавиан унёс Святое Евангелие в алтарь, свет в храме погас. Хор запел ирмос первой песни канона. Сидеть в полумраке пономарки было уютно и спокойно, рядом за шторкой молился в алтаре Флавиан, с клиросов раздавалось поочерёдное чтение Юры и Серёжи, на душе было мирно и спокойно.

Вытащив из кармана афонские чётки, я тихонько начал перебирать узелки:

— Господи! Иисусе Христе! Сыне Божий! Помилуй мя, грешного! Господи! Иисусе Христе! Сыне Божий...

Молитовка потекла тихонько-тихонько, постепенно отогревая пространство в груди, подбираясь к сердцу, чуть-чуть утесняя его... В закрытых глазах промелькнули образы высоких стасидий в темноте Покровского храма в Пантелеимоне, тёмные фигуры в склонённых клобуках, ковчег с главой преподобного Силуана...

— Батюшка Силуан! Помоги мне молиться! Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя... Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя! Иисусе, Сыне Божий...

Вдруг... Или это мне только показалось? Нет! И в правду! Она вернулась! У меня радостно заколотилось сердце.

— Господи! Слава Тебе! Господи! Иисусе Христе! Сыне Божий...

Она вернулась. Та самая афонская молитва, без которой так тосковало моё слабое от страстей сердце.

Она вернулась намного тише, не так ярко и сильно, как это было на Святой Горе, когда от радости взрывалось всё моё существо,

она затеплилась в сердце кроткой лампадкой, но это была она, та самая афонская молитва — молитва общения, молитва взаимной любви, молитва, вводящая в душу Царство Божие, молитва вновь обретённого блудным сыном, вернувшимся в дом любящего Отца, Небесного счастья...

Флавиан, слегка отодвинув шторку, заглянул в пономарку, посмотрел на меня, улыбнулся и задвинул шторку на место.

ЭПИЛОГ

Два месяца спустя сижу я в подполе под домом, горожу, согласно указаниям матери Евлампии, поступающим сверху через открытый люк, некое подобие короба для будущего урожая картошки, как вдруг Иринин голос возглашает:

— Лёша! Вылезай! К тебе гость!

Вылезаю, отряхиваюсь, иду к дверям, смотрю — Игорь!

— Здорово, Игорище! Христос посреди нас!

— И есть, и будет, Лёха!

Мы обнялись.

— Давай, собрат афонит, заходи! Сейчас кофе с «неро» организуем, только лукума нет, весь гостевой запас мои разбойники слопали!

— Спаси тебя Господь! Прости, брат, некогда, машина ждёт. Я попрощаться заехал, уезжаю.

— Надолго?

— Возможно, насовсем, Лёха, какова воля Божья будет!

— А куда?

— На «Агион Орос», Лёха, в Пантелеимон!

— Монахом станешь?

— Как Бог благословит...

— А Флавиан?

— Благословил ехать.

— А Семёныч?

— Я ему Сашку привёл, боевого друга по Афгану, командира разведгруппы, майора в отставке. Он меня дважды от смерти спасал, пусть теперь Семёныча стережёт, я ему как себе доверяю.

— А... Даже и не знаю, что и спросить... Ну, ты меня, Игорёк, огорошил! Позавидовать только могу, но — «не положено по уставу»! Ты там молись за меня и Иришку со чадами!

И если найдёшь там, на Афоне, где-нибудь под стасидией завалившийся кусок моего сердца, где-то я его там оставил... Так ты его протри тряпочкой, убери куда-нибудь до моего следующего приезда, ладно?

— Ладно, балагур! — засмеялся Игорь. — Уберу! Ну, давай! Счастливо вам тут!

— Тебе счастливо! Ангела в путь! Спасайся о Господе!

Иришка подошла ко мне:

— Он куда, Лёша?

— В Рай земной, солнышко моё, на Афон!

— А мы что?

— «Не выходи из кельи вон, и будет в келье у тебя Афон»!

— Это как, Лёша?

— Я тебе сейчас всё объясню, радость моя!

Покровское. Март, 2007