Жизнь Рембо

Робб Грэм

Рембо ждал новости о собственном неминуемом освобождении с растущим нетерпением. Перед возвращением в Шарлевиль он оставил сообщение для друга Изамбара, поэта Поля Демени: «Жму вашу руку изо всех сил. […] Я напишу вам. А вы напишете мне. Не так ли?»

Стихи, которые, как он надеялся, Демени мог бы помочь ему опубликовать, были бы одним из самых странных творений своего времени, а потому и отзывы рецензентов были отнюдь не тривиальными. Наряду с непристойностями, такими как стихи о Венере в жестяной ванне, там были игривые короткие стихи в сложном песенном метре, принадлежащие к жанру, который можно охарактеризовать как остроумный реализм: ухаживания крестьянина в Les Reparties de Nina («Ответах Нины») или в Les Effar'es («Завороженных»), виртуозном произведении, после которого остается запах хлеба в ноздрях, хотя о запахе и не упоминалось.

Исхлёстанные

снегопадом,Встав на колени, к ветру задом,Как смотрят в рай,Пять малышей глядят на солнце,То есть в подвальное оконце –На каравай.Детей озябших поражает,Как тесто хлебопёк сажаетС улыбкой – в жар.….Нельзя не петь румяной корке,И вторит ей сверчок в каморке,Как весельчак;Оборвыши почти согрелись,На хлеб горячий насмотрелись,

А всюду мрак [126] .

Среди них целый ряд политических стихотворений, адресованных как высшему образованному сословию, так и пролетариям. Вероятно, вдохновение для них он черпал, просматривая неприличные карикатуры в республиканской прессе. В Rages de C'esars («Ярости кесаря») он злорадствует над поверженным императором, обессиленным после двадцатилетней оргии:

Да, оргия шла двадцать лет! И еюСыт император, что когда-то говорил:«Свободу, как свечу, я потушить сумею…»Свобода вновь живет! И свет ему не мил.Он пленник. Кто поймет, что это душу гложет?Каким он жгучим сожалением объят?У императора потухший мертвый взгляд.

126

Перевод В. Б. Микушевича.

«Сонет под названием Le Mal («Зло») иллюстрирует изречение анархистов, что «Бог есть Зло»:

В то время как дано в дымящиеся грудыБезумью превратить сто тысяч тел людских,– О мертвецы в траве, в день летний, среди чудаПрироды благостной, что сотворила их!.. –Бог то смеется в окружении узорныхПокровов алтарей, где золото блестит,То под баюканье осанны сладко спитИ просыпается, когда в одеждах черныхПриходят матери в смятенье и тоскеВручить ему медяк, завязанный в платке.

Не сохранилось ни одного теоретического текста Рембо того периода, который мог бы послужить введением к этому собранию стихов. Однако Делаэ вспоминал, что Рембо хвалил «правдивость» произведений, таких как «Мадам Бовари» и «Тяжелые времена». Реализм, по мнению Рембо, – это «не пессимизм, так как пессимисты – недоумки». Идея состояла в том, «чтобы увидеть все с близкого расстояния, чтобы описать современную жизнь с бесстрашной точностью так, как она коробит человека», чтобы изучить каждую деталь современного общества, «дабы ускорить его уничтожение» [127] , подготовить великое разоблачение, которое к тому же сорвет маски.

127

D, 80–81.

В анархизме Рембо была некая обдуманность. Его тщательно сымитированные оскорбления нашли отклик в среде бесстрашных революционеров, в точности как его латинские стихи завоевали восхищение учителей. Когда Рембо переписывал Morts de Quatre-vingt-douze («Французы, вспомните, как

в девяносто третьем…»), он поставил новую дату: «3 сентября 1870» – в канун новой республики – и добавил фразу: «Написано в Мазасе». Читатели, естественно, должны были предположить, что Артур Рембо отбывал заключение за свои политические убеждения.

Но в поэзии Рембо есть также более глубокий анархизм. Он виден во всем, что писал Рембо, а не только в откровенно республиканских стихах: восстановление вытесненного в подсознание опыта (его собственного, или общества отверженных), присвоение старых метафор для новых целей. Даже деревенская романтика Les Reparties de Nina («Ответов Нины») показывает назойливые образы, прорывающиеся в незатейливое повествование, как кротовые кучки на лужайке. Сентиментальное обыденное описание времени, когда детям пора идти спать, и революционное клише «пьян кровью», которое обычно применяется для описания тиранов, образуют необычный альянс:

Я брел бы, чуждый резких звуков,В тени густой.Тебя уютно убаюкав,Пьян кровью той,Что бьется у тебя по жилкам,Боясь шепнутьНа языке бесстыдно-пылком:Да-да… Чуть-чуть…И солнце ниспошлет, пожалуй,Свои лучиЗлатые – для зелено-алойЛесной парчи [128] .

Химические реакции между словами и реалиями стихотворений – отражение опасного эксперимента Рембо. Играя с жарго ном, он добивается неожиданных эффектов; прибегает к имитационной аллитерации, что позволяет загадочно и символично описать даже мягкое звучание шлепка коровьего навоза, оброненного в сумерках.

128

Перевод Е. Витковского.

Мы под вечерним темным небомС тобой войдемВ деревню, пахнущую хлебомИ молоком,И стойлом, где от куч навозныхТепло идет,Дыханьем мерным полон воздух,Остывший потБлестит на шерсти, чьи-то мордыВо мгле видны,И бык роняет с видом гордымСвои блины… [129]

Глава 6. Тур де Франс

«О, жизнь моего детства, большая дорога через все времена, и я – сверхъестественно трезвый, бескорыстный, как лучший из нищих, гордый тем, что нет у меня ни страны, ни друзей… какою глупостью было все это!»

Невозможное, Одно лето в аду

129

Перевод М. П. Кудинова.

Вот уже неделя, как Рембо вернулся в Шарлевиль, но от Демени не было еще вестей. Его журналистский опыт пропадает зря. Холодает, и, поскольку Пруссия побеждает в войне, Шарлевиль может быть отрезан от мира в любой момент.

8 октября Изамбар зашел повидаться с Рембо на обратном пути из Седана. Еще одна туча нависла над домом № 5 по набережной Мадлен. Мадам Рембо сообщила Изамбару, что Артюр пошел на прогулку, достаточно длительную прогулку. Он отправился в долину реки Маас, по-видимому, чтобы посетить школьного приятеля, чьи родители держали кафе в Фюме, в 37 километрах к северу. Это было за день или два до этого. С тех пор его никто не видел [130] .

130

О туре Р: BH, 67–69 (от Illuart – cf. PBV, 54–56); Ginter (от Marius des Essarts, племянника друга Р.); Goffin, 17–21; Iz, 71–75.