Жизнь с препятствиями

Кривин Феликс Давидович

Извечная мечта революции: построить такую тюрьму, в которой бы жилось лучше, чем на свободе.

Когда народ превращают в стадо, во главе его становятся не пастухи, а мясники.

Социалистический строй — это такой строй, который строй не строй, а он все равно рушится.

Если культ личности портит народ, то культ народа портит личность.

Политика кнута и пряника не срабатывает, поскольку кнута выдали на сто лет вперед, а с пряниками еще и не начинали.

Быть без царя в голове — еще не значит быть демократом.

Когда появилась возможность

выносить сор из избы, из нее понесли вообще все, что выносится.

Нет ничего лучше коммунизма в качестве светлого будущего. Нужно только, чтобы он никогда не становился настоящим.

Предгорья Парнаса

Каждый поднявшийся на Олимп видит у ног своих вершину Парнаса.

Правда, вершины у ног — не вершины, а предгорья, поднятые на высоту.

Обезьяна взяла в руки палку, чтобы развивать критическое направление, но потом потерла палкой о палку и стала воскурять фимиам.

В литературе цель оправдывает средства лишь при условии, что средства — художественные.

Мало выйти из гоголевской шинели. Надо еще знать, куда идти.

Двести лет назад вышел сборник сказок «Лекарство от задумчивости и бессонницы». Бессонница до сих пор не проходит, но задумчивость удалось излечить.

Древнегреческая трагедия возникла из дифирамба. Так всегда бывает: что начинается дифирамбом, оканчивается трагедией.

Если крыловская мартышка узнает себя в зеркале, плохо будет зеркалу, а не мартышке. Таков закон отражения действительности: чем сильнее литература отражает действительность, тем сильнее действительность отражает литературу.

Данте писал о девяти известных ему кругах ада.

На всех процессах жизни литература выступает одновременно в роли обвинителя и защитника. Обвинителя зла и защитника добра.

Последняя роль особенно трудная, если думать о том, чтобы оправдать подзащитного, а не о том, чтобы оправдать доверие начальства.

Булгарину принадлежали все права на комедию Грибоедова. Так нередко бездарности принадлежат права на талант, реакции — права на прогресс, а пороку — права на добродетель.

Аллегория выдает свой костюм за чужой, а патетика нахально щеголяет в чужом костюме.

У советских издателей к писателям было двоякое отношение: одних они любили печатать, но не читать, а других — читать, но не печатать.

Квалифицированная цензура читает не тексты, а мысли автора.

И почему бы не писать о бескорыстии, если за это хорошо платят?

Между доспехами и успехами Дон-Кихот выбирает

доспехи. Другие выбирают успехи, потому что мода на доспехи дав но прошла. Мода на доспехи либо прошла, либо еще не при шла, а на успехи — всегда сохраняется.

Дон-Кихот — это поднятый на смех Иисус Христос, которому нет места внизу, на среднежитейском уровне. То его поднимают на щит, то поднимают на смех, — в те редкие удачные времена, когда не поднимают на Голгофу…

Особенно популярна литература, которая будит маленькие мысли и чувства, а большим позволяет спокойно спать. Маленькие мысли и чувства выскакивают, застегивают мундирчики и начинают старательно чувствовать и мыслить.

А большие — спят. Крепко спят. Но без храпа — чтоб их, чего доброго, не услышали.

Грибоедов дружил с Булгариным, Чехов — с Сувориным. Люди при жизни легче между собой уживаются, чем после смерти, в памяти потомков.

Свифт сокрушался: «Вот уже семь месяцев прошло после появления моей книги, а я не вижу конца злоупотреблениям и порокам».

Прекрасно сказано! Особенно если учесть, что прошло двести лет после книги Рабле, две тысячи лет после комедий Аристофана… И всего сто лет до Гоголя, полтораста до Чехова… И ничему не видно конца.

А Свифт сокрушался.

Начинающего писателя Жан-Жака Руссо принимал у себя сам господин де Боз, секретарь Академии надписей и хранитель королевской коллекции медалей. Какие были должности, кание ответственные посты! Где они сейчас, хранители коллекций, академики надписей? Вероятно, на прежних местах и по- прежнему дают советы начинающим, как писать, о чем писать, чтобы к старости собрать солидную коллекцию медалей.

Когда средство самосохранения становится главным средством редакторской деятельности, хранить уже нечего: испортился продукт.

Египетская куртизанка Родопис продавала свою любовь царю за деньги, а Эзопу — за остроумие.

Одни платят любовью за остроумие, другие остроумием за любовь. И лишь те, кому нечем платить, расплачиваются деньгами.

А сатира покрывается ржавчиной, каламбуря в стакане воды.

Како Люди Мыслите

Почему у нас в мозгу извилины? Видно, слишком много препятствий встречается на пути у мысли.

Мудрые мысли погребены в толстых книгах, а немудреные входят в пословицы и живут у всех на устах.

В Древней Греции было два высших учебных заведения: Академия Платона и Аристотеля и бочка Диогена.

Диогена называли сумасшедшим Сократом, и это должно было ему льстить. Сойти с ума — дело нехитрое, тут важно, с какого ума сойти.

— Лучшее — это мера, — сказал философ.