Жизнь щедра на сюрпризы
Шрифт:
— Интересно, — потянул Андрей. — Неужели это, и в самом деле, правда?
— А вы поинтересуйтесь у самого Кирзоняна. Что он вам на это скажет?
— Обязательно поинтересуюсь.
На следующий же день Андрей зашёл пообедать в техническую столовую, а на обратном пути, выходя из неё вместе с другими начальниками хозяйств, сказал Григорию:
— Мне нужно с тобой, так сказать тет-а-тет.
Они отошли в сторону, и Андрей прямо спросил:
— Григорий, до меня дошли слухи, что ты продал старые радиаторы из дома? 3. Это правда?
— А если и правда, то что? — вызывающе ответил Кирзонян, даже не думая отпираться. — Имею на это полное право. Хотя вы их и срезали, они не
— Твоё или гарнизонное?
— Да не цепляйся ты к словам.
— И деньги за них ты, конечно же, передал в финчасть?
— Слушай, не лезь ты не в своё дело. Такой уж ты сам чистенький. Я слышал, что ты совсем недавно возил в Зальцведель какие-то игрушки в комиссионку сдавать.
— Эти игрушки, как ты говоришь, куплены на мои личные деньги. И я имею полное право распоряжаться ими по собственному усмотрению. Комиссионки для этого и существуют. А вот радиаторы не были твоими личными.
— И что, ты теперь побежишь жаловаться Лукшину? — ехидно спросил Кирзонян. — Или прямо к командиру пойдёшь? И станет он тебя слушать?
— А зачем Лукшин или командир ОБАТО? Есть место получше.
— И что это за место?
— Например, первый отдел штаба полка.
— Ты что, спятил? А им это зачем? — не на шутку испугался Григорий.
— Не знаю. Может, им и не нужно это, а, возможно, и нужно. Они разберутся, ты им всё объяснишь.
Кирзонян прекрасно понимал, что если этим делом заинтересуются в штабе полка, то ему не поздоровится. Он, конечно, был прав в том, что первый отдел такими делами не занимается. В советских организациях первый отдел КГБ осуществлял контроль секретным делопроизводством, обеспечивая режим секретности и сохранность секретных документов. Много внимания этот отдел также уделял деятельности в среде организаций, созданных эмигрантами, подрывом их деятельности изнутри и компроментированием. Однако это был отдел КГБ, а они могли сообщить о его личной деятельности соответствующему ведомству. Да и вообще, кто пожелает иметь дело с любым структурным подразделением КГБ. Даже в самом лучшем случае это мог быть выговор по партийной линии или высылка из ГСВГ.
— Слушай, давай замнём это дело. Если хочешь, я с тобой поделюсь.
— И стану соучастником. Нет, не нужны мне твои деньги. Ты прекрасно знаешь, что я не стукач и закладывать тебя не пойду. Но ты поступил непорядочно ещё хотя бы потому, что не переговорил со мной. К радиаторам я тоже имел отношение, но ты знал, что я эту затею не одобрю. По крайней мере, без разговора с Лукшиным. Ладно, живи спокойно, если сможешь. Не буду я тебе больше морали читать. Да и какое право имеет подчинённый читать морали своему руководству, — съехидничал уже и Андрей. — А ты сейчас мой начальник, хотя ранее мы были просто приятелями. Но уж очень быстро всё изменилось. И не с моей стороны, учти это.
На том разговор и был завершён, но он оставил в душе у Морозевича неприятный осадок, и отношения двух бывших приятелей после этого стали довольно прохладными.
А далее уже начались две последние недели перед отопительным сезоном. Андрей стал чаще навещать котельные и вновь засел за графики работы кочегаров, по-новому формируя бригады. Теперь это будет постоянный их состав, по крайней мере, на этот календарный год. А там он, вероятно, опять их немного изменит, частично поменяв бригады обслуживания паровых и водогрейных котлов. Немного обновил он и документацию в котельных, в первую очередь это касалось котельной под "Лондоном" и в котельной под домом? 3. Исходя из требований КЭЧ и проведенной аттестации кочегаров, более чётко были
Октябрь начался довольно обычно. Никаких сюрпризов он не принёс. Морозевичи отпраздновали день рождения жены — первый на новом месте. Они уже отошли от воспоминаний о проведенном отпуске и полностью втянулись в свою работу. У Андрея завершалась подготовка к уже очередному отопительному сезону. Валерия уже тоже втянулась в свою работу, она уже постепенно привыкла к таким своим неопределённым обязанностям и уже более-менее спокойно работала в санчасти. Спокойно — да, но без особой радости. Она всё равно скучала по маленьким пациентам, не очень то нравилось ей лечить солдат и других взрослых особ — всё-таки не её это дело. Не нравились ей какие-то размытые обязанности — всё-таки она детский врач, а здесь приходилось лечить взрослых, детей обслуживать ей не давали. Веденисова всё детство вела сама и никого к детям не подпускала. А Валерия так соскучилась по детишкам, по общению с ними. Но однажды, придя с работы вечером домой и ужиная вместе с женой, Андрей услышал от неё любопытный рассказ — Лера поделилась с мужем своим маленьким случаем в больнице.
Оказывается сегодня у Валерии, а это очень часто было и в другие дни, было совсем мало работы. Лётчики — народ здоровый, да и солдаты не очень-то беспокоили врачей. По крайней мере, сейчас пока ещё довольно тепло. Валерии надоело сидеть в пустом кабинете, и она на время вышла на свежий воздух. Возвращаясь, она заметила возле кабинета Веденисовой женщину с девочкой примерно 6-и лет — те видно дожидались своей очереди. Валерии что-то не понравилось в облике девочки, точнее даже не в облике, а в её поведении — какая-то неоправданная вялость и что-то ещё, чего Валерия не могла объяснить даже самой себе. Просто, вероятно, сработала её врачебная интуиция. Она даже сначала намеревалась расспросить маму: с чем та обращается к врачу — но вовремя передумала. Неизвестно, как к этому отнесётся и мама, и уж тем более Веденисова, если вдруг выйдет из кабинета. Валерия прошла к себе в кабинет, на приём так никого и не было. Она немного посидела и вновь вышла во двор. Её не покидало ощущение, что девочка серьёзно больна или может серьёзно заболеть, если её сейчас хорошо не обследовать и не установить точный диагноз. И она решила дождаться её с мамой и таки поговорить с той. Минут через десять они, действительно, вышли.
— Извините меня, — обратилась к маме Валерия. — Вы сейчас были у детского врача?
— Да, а что? — настороженно спросила женщина.
— Вы не волнуйтесь, я тоже детский врач. Просто здесь за неимением места работаю взрослым врачом.
— И что?
— Я вижу, что ваша дочь приболела. Если вы не возражаете, я хотела бы узнать, в чём дело. Какой ей поставили диагноз.
— Да какой диагноз — обыкновенная простуда. Правда, она что-то затянулась. Препараты, что Веденисова выписала, не очень то и помогают. А вы можете помочь?
— Вы знаете, я не могу осмотреть здесь вашу дочь — мне Веденисова не даст этого сделать. А без хорошего осмотра вашей дочери я не могу поставить точный диагноз. Но у меня ощущение, что только обычными лекарствами вы на ноги дочь не поставите. Я врач-невролог и по своей практике, а опыт у меня есть, знаю, какими тяжёлыми могут быть последствия обычного ОРЗ. Я бы не хотела думать, что ваша дочь может серьёзно заболеть. Не дай Бог. Но девочку всё же хорошо было бы всесторонне обследовать.
— Это как обследовать, что ей нужно делать — анализы какие-нибудь?