Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы
Шрифт:
Немного запыхавшись, подбежала она к краю оврага, но дедушкиного «Москвича» не было, как и самого дедушки. Вот палка, за которой бегала Гроза на дно оврага. Палка еще хранила дедушкин запах. Но никто не просил эту палку, потому что вокруг не было никого. И Гроза помчалась назад к домику.
Голодной собаки уже не было на участке, но и хозяев тоже не было. Ветер сдувал запахи, и они стали слабее. Гроза оббежала вокруг домика, весь участок… Что-то подсказывало ей, что хозяев здесь больше не будет, по крайней мере, если и будут, то не скоро.
Где их искать? Где бабушка, где дедушка,
— Гроза, где палка?!
Но неуверенность уже сквозила во всех движениях собаки. Гроза, сторожко оглядываясь и принюхиваясь, вышла к автобусной остановке. Ничего здесь не изменилось, разве что в том углу, где пряталась Гроза, прибавилось снега.
Ночь была очень длинной и страшной. Несколько раз мимо Грозы, не заметив ее, пробегали голодные собаки и кошки. Все они стремились в одну сторону, туда, куда уходила черная полоса асфальта, где небо было значительно светлее. Не знала Гроза, что это огни большого города, но чувствовала, что и ее хозяев нужно искать в той стороне.
Вот еще одна собака. Хромая, качаясь от голода, она ковыляла по обочине дороги, не глядя по сторонам, и прошла от автобусной остановки очень близко, так близко, что Гроза почувствовала ее запах, который и рассказал ей — собака эта все лето жила радостно и сытно с хозяевами, мужчиной, женщиной и девочкой. Неделю тому назад девочка сильно плакала, обнимала и ласкала собаку. Потом, забрав в машину много вещей, они — все трое — поехали. Собаку в машину не посадили. Собака помчалась за машиной, но хозяин вдруг разозлился, вылез из машины, подобрал на дороге кирпич и пребольно ударил собаку, переломив ей лапу. Собака не ожидала от хозяина такого коварства, потому и не увернулась. Хозяева уехали, а собака, вот уже неделю хромая и голодная, ковыляет в ту сторону, куда уехали люди.
Нехорошими ее хозяева оказались. «Ну, мои не такие, — решила Гроза. — Мои так поступить не могут. Да и кирпичи здесь на дороге не валяются».
Ветер заносил снежинки, сбивал их в углу в сугроб. Было холодно. «Ничего, скоро наступит рассвет. Придет автобус, на нем приедут бабушка или дедушка, а может, и Толик и заберут меня отсюда» — с этими мыслями Гроза и задремала.
Утром следующего дня, чуть рассвело, из города подошел автобус. Воняя бензином и маслом, он стал у автобусной остановки и, тяжело вздохнув, распахнул двери. Несколько человек вышли и, ежась от холодного ветра, пошли в сторону ворот садоводства. Но ни бабушки, ни дедушки, ни тем более Толика среди них не было. Гроза обнюхала каждого: нет, ни одного родного запаха. А может быть, хозяева остались в автобусе? У людей всякие есть на то причины.
Гроза поднялась на задние лапы и заглянула в открытую дверь автобуса. Впереди кто-то разговаривал. Не бабушка, но женщина, не дедушка, но мужчина. Гроза вспрыгнула в автобус и услыхала, как женщина-кондуктор сказала водителю автобуса:
— Закрой двери, дует.
Сзади со страшным шумом захлопнулись двери, и Гроза нырнула под сиденье. Здесь
— Пассажиров совсем не стало, — зевая, проговорил водитель.
— Через неделю отменят этот маршрут до лета. Дачники разбрелись по городским квартирам, да и холод собачий.
При слове «собачий» Гроза выглянула из-под сиденья, думая, что это обращаются к ней. И увидела женщину, сидящую на переднем сиденье, рядом с кабиной водителя, с сумкой на груди. Кондуктор тоже увидела Грозу и закричала:
— Это что такое?! Ну-ка пошла вон!
Гроза кинулась к двери, но двери были закрыты.
— Кого ты там увидала? — заинтересовался водитель.
— Собачонка вскочила в автобус. Открой дверь, я ее выброшу. У водителя настроение было другое.
— Пускай погреется, вон что на улице делается. Метель начинается.
— Зачем она здесь?! — не унималась кондуктор.
— Зачем-зачем?! Хозяев встречает. Хозяева-подлецы бросили ее на произвол судьбы. Дай ей хлебца кусочек. Видишь, дрожит вся и живот подтянуло.
— Ага! Вдруг тяпнет, — не согласилась кондуктор.
Глупые люди! Разве может собака укусить руку хлеб ей дающую?! Только люди могут поступать с такой черной неблагодарностью. Собаки — нет!
Слюна наполнила пасть Грозы, и она судорожно сглотнула ее. Хлеб, брошенный кондуктором, лежал неподалеку, но Гроза боялась до него дотронуться. Она не доверяла этой женщине. А кусок был немаленький и так аппетитно пахнул…
— Ни черта она не голодная, — сказала кондуктор и тоже зевнула. «Ага! Тебе бы так…» — могла бы сказать Гроза.
— Она тебя боится, — догадался водитель.
— Меня? Неужели я такая страшная?! — кокетливо проговорила та, поправляя прическу.
— Отвернись и минуту на собаку не смотри.
— Ну, пожалуйста! — рассердилась кондуктор и отвернулась. Молнией метнулась Гроза к хлебу, схватила его и тут же отпрянула обратно.
— Ха-ха-ха! — захохотал водитель. — Ну, шустра!
«Поневоле будешь шустрой, когда кушать хочется», — отметила Гроза, торопливо глотая хлеб. Никогда в жизни не едала она такого вкусного хлеба.
— Чего ты смеешься? — поинтересовалась кондуктор и, обнаружив пропажу хлеба, спросила: — А где хлеб?
«Ну, тетка! Ничего глупее спросить не могла?! Ты бы лучше еще подкинула», — попросила Гроза мысленно, конечно. Ах, если бы собаки могли разговаривать… Если бы могли… Тогда Гроза бы сказала:
— Тетка, вытри с подбородка губную помаду и не заигрывай с водителем. Ты ему не нравишься. Неужели непонятно?
Но… «не дал Бог свинье рог, иначе бы забодала!» — гласит людская пословица, и недаром. Умели бы говорить животные, много неприятных слов услыхал бы человек в свой адрес. Ох, много!
Нутром чувствовала неприязнь к кондуктору Гроза. Эта женщина была похожа чем-то на бабушку. Нет, не фигурой и не лицом. Они очень разные, а вот характером, может быть. Жестокостью, которая проглядывается у людей с первого взгляда. Собаки ее сразу замечают.
Водитель — другое дело. Добрейшей души человек. Вот, пожалуйста:
— Ты бы собачке еще подкинула. Что ей маленький кусочек. Поди дня два не ела…
— Еще чего?! Всех не накормишь, — зло возразила кондуктор. — Мне никто ничего не дает.