Жизнь среди слонов
Шрифт:
Члены семейного сообщества Боадицеи собирали хоботом пыль в кучки, затем ногой заталкивали ее в изогнутый кончик хобота и, словно тальком, посыпали себя. Малыши пытались подражать взрослым. Боадицея настороженно наблюдала за нами, ожидая, что мы предпримем. Метрах в трехстах отсюда трое молодых самцов уже принимали грязевые ванны. Самый большой из них, чей хобот был длиннее других, оказался тем самым слоном, которого Иэн выбрал для опыта.
Когда шприц попал в слона, он пробежал вперед несколько шагов. Иэн и Мходжа сели в машину. Остальные самцы кружились на виду недалеко от нас. Наш самец тащился позади и посыпал себя время от времени песком. Потом остановился, покачнулся, восстановил равновесие и снова пустился в путь. Шагах в пятидесяти от Боадицеи он остановился, ветер дул в ее сторону.
Но самец уже не мог стоять на ногах, его колени подогнулись, он пошатнулся и упал. В этот момент рев и волнение усилились. Несколько самок атаковали машину, которой Иэн пытался отогнать слонов от заснувшего животного, чтобы они не нанесли ему ран.
Сидя на крыше машины с висящими на шее фотоаппаратами, я присутствовала на уникальном спектакле. Мои пальцы дрожали от возбуждения и непрерывно щелкали затвором. Но иногда я переставала что-либо соображать от шума и толкотни вокруг.
Необходимо было отогнать Боадицею от молодого самца; наконец она отвела всю группу под дерево, метрах в тридцати от нас. Она находилась в сильнейшем раздражении, ревела и принимала угрожающие позы.
Как только Боадицея оказалась в стороне, Иэн подогнал машину и остановил ее между самками и поверженным слоном, чтобы защитить его от их гнева. Иэн и Говард проделали всю операцию быстро и ловко, управившись до пробуждения самца. Роберт и Мходжа сделали замеры и собрали анализы. Закрепив радиоошейник, Иэн ввел в вену слону противоядие, и мы удалились.
Мходжа вырвал несколько волосков из хвоста слона и сплел из них браслет. И я не без гордости носила его.
Я решила отметить свой первый вечер в лагере и успех двух обездвиживаний вкусным обедом, хотя для праздника нашлось бы множество других поводов. Два часа мы с Мшакой, совершенно мокрые от пота, толкались в крохотной кухоньке. От огня и дыма дровяной печи у меня ручьем текли слезы, но я стойко отгоняла от продуктов миллионы насекомых, привлеченных светом. Несмотря на ужасные условия, удалось приготовить сырное суфле, курицу с острым рагу из картошки и лука, похлебку и фруктовый салат со взбитыми сливками с наивашской фермы. При свете декоративных свечей мы пили красное вино. Роберт с его зверским аппетитом подчистил все блюда.
Первое посещение Маньяры открыло передо мной совершенно неизвестный аспект мира диких животных, но задержаться было нельзя: меня ждали в Наиваше. На обратном пути Иэн предложил сесть в Аруше и купить сапоги. Если придется много ходить по лесам и кустарникам, то незачем ломать ноги в сандалиях, сказал он. Нужна обувь для сафари. По пути мы засекли Радио-Роберта и поставили второй крестик на карте, на которой Иэн будет долгие месяцы отмечать его перемещения.
Я вернулась в Наивашу в среду, как обещала. Прошел дождь, и утрамбованная земля встретила наш второй прилет свежей юной травкой. Посадка, пробег по нолю в маленьком самолете, обтянутом тканью, который буквально подвозил меня к дверям дома, — часть увлекательного приключения, которое мне впервые предложил мужчина, но страх при каждой посадке и каждом взлете с небольшой полосы утверждал меня в мысли, что это место мало подходило для встреч.
После отлета Иэна я вымерила соседнюю бому и наметила новую, более длинную полосу с учетом доминирующего ветра. Если мне были нужны сапоги для маньярских походов, то Иэну нужно было место для приземления в Наиваше. Две следующие недели целая бригада корчевала кустарник, рубила деревья и закапывала телефонные провода. Мы даже установили ветровой
Глава X. Однажды с высоты небес…
Два следующих месяца каждую первую половину педели я руководила сбором и отправкой зеленого перца в Англию, продажей скота мясникам, наблюдала за возделыванием полей и посадкой кукурузы. А затем летела в Маньяру.
В среду начиналась сложная операция по посылке радиосообщения Иэну; до администрации парка оно нередко доходило за шесть часов, а затем его отправляли в лагерь с курьером или шофером. Но в первый раз контакт был установлен очень быстро. В Маньяру меня подбросил на самолете приятель, и, кружась над посадочной полосой, я увидела «лендровер» и двух человек рядом с ним. Невероятная эффективность связи произвела на меня сильное впечатление. Но сей успех оказался исключением, и потом нам с трудом удавалось пересылать друг другу наши сообщения.
Врастание в жизнь Маньяры требовало полного подчинения образу жизни Иэна и его работе со слонами. Иэн завел раз и навсегда установленный порядок — вставать с восходом и ложиться с заходом солнца. Ели по строгому расписанию — качество пищи никого не интересовало, главное было соблюдать пунктуальность. Завтрак относился к самым поразительным явлениям в жизни лагеря. Его подавали ровно в семь утра. Включалось радио, и слушались сообщения с Лондонской биржи, которые передавали перед последними известиями. Мне, обладательнице британского паспорта, но франко-итальянского происхождения, было понятно, что так жить могут только англичане. Иэн был истинным их представителем: ел яйца с поджаренным до хруста беконом, держа на коленях мангусту, и слушал новости с биржи, а слоны тут же, у его дома, утоляли в реке жажду. Никто не произносил ни слова.
Англичане — удивительная нация! Их можно критиковать, ненавидеть, любить, но они вездесущи и оставили неизгладимый след в истории мира. И вот передо мной сидит шотландец, который поменял твидовый пиджак на зеленую рубашку, брюки из серой фланели на зеленые хлопчатобумажные шорты и коричневый портфель на бинокль. Вместо изучения вьюрков в Англии он решил разделить свою жизнь со слонами. Многие сочтут его оригиналом, но для Иэна это был самый что ни на есть нормальный образ жизни. Раздавался бой «Большого Бена»: «Четыре часа по Гринвичу. Начинаем передачи для заграницы. Передаем последние известия». Не хватало лишь номера «Тайме». То было напоминание о стране и образе жизни, которые он покинул, и одиночки вроде него только так поддерживали контакт с внешним миром. После новостей радио выключалось на весь день, и все отправлялись на работу в чудесный зеленый мир слонов и других животных, захватив с собой корзинку с бутылкой белого вина и глазированными каштанами.
Иэн хотел как можно быстрее ознакомить меня с парком, чтобы я могла по достоинству оценить его работу. Он надеялся, что я смогу узнать некоторых слонов, но меня слишком пугали их угрожающие позы, и было не до особенностей их ушей.
Как-то мы проделали немалый путь вдоль берега озера в район Эндабаша, где, по словам Иэна, жили самые дикие толстокожие. Густейшие заросли кустарника затрудняли наблюдения. Самыми опасными были сестры Торон и другие слоны, получившие имена известных людей, испытавших на себе их гнев, — слониха Гржимека и слониха Болдуина. На всех фотографиях картотеки они шли в атаку в облаке пыли. Обычно Иэн едва успевал сделать снимок и умчаться прочь.
Вблизи их убежища дорога сужалась, густой кустарник смыкался над нами, и колючие ветви царапали дверцы автомобиля, Рои безжалостных черных мух цеце набрасывались на нас, жаля сквозь одежду. Несмотря на всякие ухищрения, кожа покрывалась красными буграми, которые ужасно чесались и раздражали меня.
В любой момент перед нами могло возникнуть «чудище» и с ужасным трубным ревом броситься на нас. Каждый раз, когда я вспоминала о такой возможности, Иэн советовал раскрыть глаза пошире. А пока слонами и не пахло. Время от времени мы замечали голову и шею жирафа, который как бы без тела двигался над кустарником, но других признаков дикой фауны не было.