Жизнь в стиле ранней бедности
Шрифт:
Я не видел их, пока они не выскочили из кустов прямо рядом с ним.
Первый подскочил к качелям и ухватил Гуса за ногу, стараясь стянуть его на землю. Гус удержался, но веревки перекрутились, и качели ударились о металлическую опору. Гус полетел в грязь, перекувырнулся и постарался сесть. Мальчишки окружили его. Вперед выступил Джек Уилдон.
Я помню Джека Уилдона.
Он был выше Гуса. Собственно говоря, все были выше Гуса, но Уилдон был еще и мясистее. Я видел витающие над ним тени. Тени мальчика, которому предстоит
Он пихнул Гуса в лицо. Гус отлетел, пригнулся и бросился на обидчика. Сжав маленькие кулачки, он нырнул и ударил Уилдона в живот, после чего, наподобие неумелых борцов, враги сцепились в клубах пыли.
Какой-то мальчишка выскочил из круга и сильно ударил Гуса в затылок. Гус обернулся, и в следующий момент Уилдон ударил его в губы. Гус заплакал.
Я хотел посмотреть, чем кончится, но он плакал…
Осмотревшись, я увидел справа от себя дыру в заборе. Выбросив сигарету, я нырнул в дыру и помчался к дальнему краю площадки, где мальчишки уже пинали его ногами.
Увидев меня, они бросились наутек. Джек Уилдон задержался еще на секунду, пнул Гуса в живот и побежал вслед за всеми.
Гус лежал на спине, пыль на его лице превратилась в грязь. Он не двигался, но ничего страшного с ним не случилось. Я отвел его в росший на краю площадки кустарник. Кусты скрыли нас от посторонних глаз, он лег на спину, а я протер платком его лицо. У Гуса были синие глаза. Я осторожно убрал со лба прядь прямых каштановых волос. Он носил подтяжки; одна из резинок порвалась, и я ее отстегнул.
Он открыл глаза и снова заплакал.
В груди у меня заныло.
Он сопел, не в состоянии успокоить дыхание. Потом попытался что-то сказать, но вместо слов вылетали лишь невнятные звуки – слишком много воздуха и боли было в легких.
Наконец Гус поднялся, сел и вытер нос.
Он посмотрел на меня. Показаться в таком виде было стыдно, позорно и некрасиво.
– Они у-ударили меня в спину, – сказал он, сопя.
– Я знаю. Я видел.
– Это вы их прогнали?
– Да.
Он не поблагодарил. В этом не было необходимости. От сидения на корточках ноги мои затекли. Я сел на землю.
– Меня зовут Гус. – Он старался быть вежливым.
Я не знал, какое имя ему назвать, и собирался выпалить первое пришедшее в голову, но неожиданно для себя произнес:
– Меня зовут мистер Розенталь.
Он вздрогнул:
– Меня тоже так зовут. Гус Розенталь.
– Не странно ли? – промолвил я.
Мы улыбнулись друг другу, и он еще раз вытер нос.
Я не хотел видеть своих отца и мать. Я их помню. Этого достаточно. Я хотел побыть с маленьким Гусом. Но однажды ночью я пробрался на задний двор дома номер 89 по Хармондрайв на пустырь, где позже возведут пристройку.
Я стоял в темноте и смотрел, как они ужинали. Вот мой отец, Я не помню его таким красивым. Мать что-то ему говорит, а
Не порть пищу, Гус, иначе не разрешу слушать «Люкс представляет Голивуд».
Но у них идет «Утренний патруль».
Тем более не порть пищу.
– Мама, – пробормотал я, стоя на холоде, – мама, в России голодают дети.
Я встретил Гуса у киоска.
– Привет!
– О! Привет!
– Любишь комиксы?
– Угу.
– А ты читал «Человека-куклу» и «Малыша из вечности?» – Да, класс. Но они у меня есть.
– Только не последние выпуски.
– И последние тоже.
– Готов поспорить, у тебя есть только за прошлый месяц. Мы дождались, пока продавец просмотрит по списку все имеющиеся у него журналы, после чего я купил Гусу «Воздушного мальчика», «Комиксы Джингл Джэнгл», «Синего жука», «Комиксы Виза», «Человека-куклу» и «Малыша из вечности».
Потом я сводил его в Ислэй, где мы отведали мороженого с горячим сиропом. Мороженое подали в высоких бокалах, а сироп принесли в маленьком кувшине. Когда официантка отошла, маленький Гус спросил:
– Откуда вы знаете, что я люблю тертые орешки и не люблю взбитые сливки и вишню?
Я откинулся на спинку высокого стула и улыбнулся.
– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
– Не знаю, – он пожал плечами.
Кто-то опустил никель в автомат, и зазвучала «Нить жемчуга» Гленна Миллера.
– Ты когда-нибудь задумывался об этом?
– Нет… угу. Я люблю мультики, может быть, я стану рисовать комиксы.
– Это здорово, Гус. На искусстве можно заработать большие деньги.
Я оглядел молочное кафе: стены с плакатами кока-колы, миловидные девушки с мальчишескими прическами, нарисованными художником по имени Гарольд В. Мак-Коли; его стиль завоюет весь мир, а имя так и останется неизвестным.
Гус посмотрел на меня:
– Но ведь это еще и интересно, правда?
Я смутился. Я первым делом подумал о деньгах, а он – о счастье. Я добрался до него раньше, чем он избрал путь. Еще была возможность сделать из него человека, который всю жизнь будет вначале думать о радости.
Официантка принесла мороженое. Я рассчитался. Когда она отошла, Гус спросил:
– Почему они называют меня грязным еврейским слоном?
– Кто тебя так называет, Гус?
– Мальчишки.
– Те, с которыми ты тогда подрался?
– Да. Почему они говорят «слон»?
Я проглотил ложечку ванили, размышляя над вопросом.
Спина болела, а зуд распространился с правой кисти на предплечье.
– Полагают, что у евреев большие носы, Гус. – Я налил немного сиропа из кувшинчика. Сироп какое-то мгновение боролся с собственным поверхностным натяжением, потом темная шоколадная пленка разорвалась, и он залил три шарика настоящего сливочного мороженого. Не замороженного сахара с молоком, а настоящего мороженого.