Жизнь в зеленом цвете - 4
Шрифт:
* * *
После обеда у четвёртого курса Гриффиндора тоже состоялся урок ЗОТС. Рон пришёл в совершеннейший экстаз от манеры Грюма вести занятия и всё вещал Гарри об этом за ужином, успешно игнорируя тот факт, что Слизерин всё это тоже слышал.
– А как он его Авадой - бац, и нету!
– Рон мечтательно уставился в потолок Большого зала и толкнул Гарри в бок локтем; Гарри поперхнулся соком и в который уже раз пожалел, что сел в этот раз за гриффиндорский стол. Но уж очень не хотелось сидеть со змеёнышами… - Здорово, правда?
– Рон!
– возмущённо
– Замолчи немедленно!
– А что?
– рыжий недоумённо уставился на Гермиону.
– Ты думаешь вообще прежде, чем сказать?
– Гермиона укоризненно показала Рону взглядом на Гарри, механически вертевшего в руках кусок хлеба и методично отрывавшего от последнего по крошке. Горка крошек гордо высилась прямо на жареной картошке, которую Гарри как-то расхотелось доедать.
– Ты совершенно прав, Рон, - подтвердил Гарри.
– Бац - и нету. Совсем нету. Нигде и никогда. Я уже наелся, пойду напишу эссе для МакГонагалл.
Спиной Гарри чувствовал взгляд Рона - сначал недоумевающий, потом виноватый донельзя. Но оборачиваться не стал.
В гостиной Слизерина было довольно людно. Гарри сел в своё законное кресло в углу, на отшибе - кресло изгоя и отщепенца - и раскрыл учебник по Трансфигурации. Малфой проводил Гарри недобрым взглядом, и Гарри утвердился в мысли, что эти чёртовы взгляды самой разной эмоциональной окрашенности - его крест. На него пялились, пялятся и будут пялиться. Единственный выход - убить всех к Вольдемортовой бабушке, но как-то уж чересчур радикально…
Эссе писалось через пень-колоду, потому что мысли Гарри были заняты совсем другими вещами; он пытался сдерживать брезгливое гневное отвращение, что в одной комнате с Малфоем было по меньшей мере затруднительно, и желал, чтобы мадам Пинс хорошенько икнулось за то, что она сегодня закрыла библиотеку так рано. Эссе всё тянулось и тянулось, как резина, и Гарри начинал тихо ненавидеть Трансфигурацию.
Гостиная постепенно пустела - многие уходили спать, некоторые уходили по каким-то своим делам в рейд по ночному Хогвартсу. Гарри чувствовал, не поднимая головы от учебника, что Малфой всё ещё здесь, и Забини не думает покидать гостиную, и Кребб с Гойлом тоже ошиваются при своих царях и богах. И скоро тут никого не останется, кроме пятерых с четвёртого курса Слизерина… Гарри захлопнул учебник и встал с кресла.
– Куда-то торопишься, Потти?
– Малфой, кажется, хотел нарваться. Очень хотел.
– А тебе какое дело, Малфи?
– Гарри понял, что не помнит, в каком кармане у него лежит палочка.
– Моё дело?
– протянул Малфой, вставая с дивана одним слитным движением. Змеиным.
– Я хочу знать, Потти, далеко ли ты собрался… и твоё дело - открыть свой гриффиндоролюбивый ротик и ответить мне. Понял?
Кребб и Гойл выжидательно топтались рядом; первый курс, кажется, ничему их не научил. «А мне ведь уже давно не одиннадцать. И я, мать вашу, не обязан всё это терпеть. Отмазывают Малфоя - и меня отмажут, к тому же я и без Непростительных могу обойтись... Я им всем зачем-то ещё нужен…»
– Нет, Малфи, не понял, - Гарри слегка
– Пусть тебя Кребб с Гойлом слушают или вон Забини - тупые холодильники и верный жополиз… у тебя тех и других с избытком.
«Как бы только ядом не начать капать. Разговаривать по-змеиному уже разговариваю… и я вовсе даже не имею в виду серпентарго».
Забини вскочил, в его пальцах оказалась палочка - быстрее, чем Гарри успел понять что-нибудь.
– Stupefy!
Гарри бросился на пол, пропуская заклятие над собой. Учебник Трансфигурации упал рядом, и Гарри понадеялся, что его - учебник - не затопчут, если что.
– Объяснить тебе снова, Потти?
– Малфой, которому, похоже, вид распластавшегося на зелёном с серебром ковре Гарри неподдельно грел душу, задумчиво прикусил губу.
Гарри уловил движение палочки Малфоя раньше, чем тот вытащил её окончательно, и стремительно вскочил на ноги.
– Petrificus Totalus! Petrificus Totalus!
В Малфоя заклятие попало, а Забини успел увернуться, подставив вместо себя Гойла.
– Ну что, дуэль?
– Гарри прищурился, не опуская палочки.
Забини презрительно искривил губы.
– Много чести тебе, Поттер. К тому же труп твой девать куда-нибудь надо будет…
– Будто не найдёшь, куда, - фыркнул Гарри. Что-то из разряда личных чёртиков, сидящих, как правило, на левом плече, практически дёрнуло его за язык:
– А что, ты предпочитаешь меня вживую под Инкарцеро? И чтоб самому перед этим глотнуть Многосущного зелья, да?
Палочка Забини хрустнула в смуглых пальцах; слизеринец рассеянно взглянул на неё и бросил на пол. Палочка подкатилась к учебнику по Трансфигурации, наткнулась на трепаный корешок книги и замерла.
– Откуда ты знаешь?..
– Я там, кажется, присутствовал, - садомазохистски напомнил Гарри, не собираясь пересказывать Забини, как он узнал о Многосущном зелье. Как очень удачно выразился сам Забини, много чести…
– Тебе неоткуда знать!
– в тёмных глазах Забини, как в клетке, металась паника; Гарри был изрядно удивлён. Чего пугаться-то? Простых слов?
– А вот знаю. Ну и * * * * же ты, Забини, - Гарри укоризненно качнул палочкой.
– О Малфое и не говорю, на нём пробу ставить негде…
Забини с размаху сел на ковёр и расхохотался. Гарри смотрел на него с шоком и беспокойством, а Кребб - со священным ужасом, решив, видимо, что Забини свихнулся.
– Aguamenti, - Гарри взмахнул палочкой, и на Забини обрушился поток холодной воды.
– Спасибо за душ, Поттер.
– Забини резко посерьёзнел и поднял голову. Длинные пряди облепили лицо, став совершенно чёрными, потемнев от воды. Редчайший красно-бордовый слабый оттенок не был больше виден, и Гарри почувствовал нечто вроде сожаления и небольших угрызений совести. Как будто статую в музее поцарапал, и теперь видишь, чувствуешь сам, как некрасива стала статуя, как нецельна, и какой ты сам вандал.
– Здесь было жарковато….