Жизнь в зеленом цвете - 5
Шрифт:
– Ну а вот я научился, - упрямо сказал Гарри.
– Я ведь и анимагом стал быстро.
– Анимагия и окклюменция - совсем разные вещи, - несколько нравоучительно заметил Сириус.
Гарри невольно улыбнулся.
– Тем не менее, я уже могу защищать свой мозг от Вольдеморта. На самом деле.
– Гарри, это всё равно не дело, - Сириус выглядел обеспокоенным.
– Если бы ты на самом деле уже научился, Снейп прекратил бы занятия нормальным образом, а если только из-за мыслеслива...
– Всё нормально, Сириус, - терпеливо уверил
– Я только хотел поговорить с тобой об отце, больше меня ничего сейчас не беспокоит...
– Жаль, что ты увидел Джеймса в... неудачном ракурсе, - Сириус тряхнул головой.
– Он был храбрым и искренним... настоящим гриффиндорцем.
– И сын у него слизеринец, - мазохистски сказал Гарри.
– Послушай... Снейп сказал, что вы сделали с ним ещё что-то ужасное... то есть, ничего конкретного он, конечно, не говорил, но я так понял, что было что-то хуже, чем то происшествие после СОВ.
Сириус смутился.
– Ну, мы вообще враждовали... может, он имел в виду то, что Джеймс однажды спас ему жизнь?
Гарри очень сомневался, но понимал, что историю о прошлом из Сириуса сейчас не вытянешь: слишком она, видимо, грязная, стыдная и так далее по списку.
– Может быть, - согласился Гарри.
– Ладно, мне пора домашнее задание делать... поговорим ещё как-нибудь потом, ладно?
– Ладно, - согласился Сириус без возражений.
– До связи, Гарри.
– До связи, Сириус.
Зеркало связи помутнело и снова прояснилось - но отражало теперь уже, как обычное зеркало, самого Гарри. Он сунул зеркало в сумку и откинулся на подушки, чувствуя себя донельзя усталым. Разговор только запутал Гарри ещё больше.
Гарри хотел сочувствовать Снейпу - но после «инцидента с мыслесливом» просто не мог. Он хотел продолжать любить и уважать отца, которого никогда не знал, но это получалось у него с трудом. Он хотел избавиться от роя неприятных мыслей о неприятных вещах, но и это было ему не под силу. В конце концов Гарри заснул, неудобно разметавшись среди подушек.
– Привет, котёнок!
– Седрик снова сидел на столе в Большом зале и улыбался Гарри.
– Привет, - вяло согласился Гарри, подходя ближе.
– Котёнок, не нужно...
– Что не нужно?
– Хоронить себя заживо, - сказал Седрик.
– То, что с тобой сделали - это ужасно, это непростительно, это отвратительно... но неужели ты хочешь на радость всем врагам тихо умереть в своей постели от тоски?
– Почему бы и нет?
– безразлично спросил Гарри.
– Какая мне будет разница, что почувствуют мои враги?
– Что почувствуют враги - действительно никакой, - покладисто согласился Седрик.
– А те, кто тебя любит? Тебе всё равно, что они будут чувствовать?
– А кто меня любит?
– удивился Гарри.
– Фред и Джордж. Блейз. Даже Джинни до сих пор в тебя влюблена, а ты не ценишь,
– улыбнулся Седрик.
– Насчёт Блейза я и сам ничего не знаю...
– Гарри опустил голову.
– Он мне уже не
Седрик покачал головой.
– Смотри...
– он грациозно повёл полупрозрачной рукой в воздухе, раскрытой ладонью вверх.
В тёмном воздухе соткался из ничего Блейз - такой же, как в жизни; только Гарри сразу понял, что он ненастоящий, во сне это как-то отчётливо было известно. Губы Блейза-иллюзии шевельнулись, и он заговорил, глядя на Гарри - такие интонации Гарри слышал у него только раз в жизни:
– Я люблю тебя. Жить без тебя не могу. И эта треклятая любовь будет со мной до конца - я гадал, я теперь не могу ошибаться, когда гадаю.. если бы не так любил, убил бы тебя на хрен, честное слово - за то, что стал от тебя зависеть. Никогда ни от кого не зависел, никому не подчинялся... а если скажешь спрыгнуть с Астрономической башни - спрыгну. Ну, разве что поцелуй потребую напоследок, но спрыгну обязательно. Я-те-бя-люб-лю.
Образ Блейза растаял в воздухе. Седрик повёл рукой в другую сторону.
– Смотри ещё.
На этот раз это были близнецы. Фред-иллюзия нежно сказал:
– Что бы там ни случилось, мы тебя любим. Запиши на бумажке, что ли, и приклей её к пологу кровати - чтоб не забыть.
– Мы с тобой даже тогда, когда ты думаешь, что ты один, - добавил Джордж-иллюзия.
– Если хочешь прямо, то мы никогда не перестанем тебя любить.
Близнецы тоже растаяли, а Гарри сидел, как громом поражённый.
– Ты... ты всё это вынул из моей памяти?
– Да, - кивнул Седрик.
– Это самые яркие, по-моему...
– Я же не так уж и плох в окклюменции, - буркнул Гарри смущённо.
– Как ты это сделал, а я и не заметил?
– Окклюменция здесь ни при чём, котёнок.
– Седрик озорно склонил голову к плечу - с таким изяществом, какого Гарри никогда не удавалось достичь.
– Это место... оно создано мной и тобой. И друг друга мы с тобой фактически выдумали - специально, чтобы видеться здесь и разговаривать. У нас всё теперь общее - и память тоже.
– Тогда почему я не помню ничего твоего?
– Потому что я умер, - напомнил Седрик, улыбнувшись.
– У меня нет памяти. У меня, если вдуматься, вообще ничего нет. Если бы я был ещё жив, тогда да, ты знал бы все мои секреты.
– Если у тебя нет ни памяти, ни чего-нибудь ещё вообще, то как ты приходишь в мои сны, как ты осознаёшь себя?
– Гарри не заметил, когда в нём проснулось обычное жадное любопытство до всего нового и непонятного.
– Не знаю, - Седрик пожал плечами.
– Это, сам понимаешь, никто никогда не изучал. Может быть, я есть, пока есть ты. Может, я существую только до какого-то определённого момента. Я вроде бы и помню всё, что со мной было... но как-то полупрозрачно, дымчато, как я сам.