Жизнь Ван Гога
Шрифт:
Успех? Что значит это слово для Винсента? Если даже завтра к Винсенту и в самом деле придет успех, он ничего не изменит в его горестной судьбе.
В четырех стенах своей комнаты Ван Гог продолжает копировать, «переводить на иной язык — язык цвета — впечатления светотени в белом и черном» гравюр Милле и Домье, имеющихся у него под рукой, и пишет картину «Арлезианка» по рисунку Гогена.
Как раз, когда Винсент в письме к Орье напоминал критику, сколь многим он обязан Гогену, «Арлезианка» Ван Гога подчеркивала коренные расхождения обоих художников. В рисунке Гогена, совершенно спокойном, логически вычерченные линии почти геометричны, они четки и точны, как на эпюре. Полотно Винсента разрушает гармонию этих линий. Винсент возвращает им тот драматизм, от которого нас уводит рисунок Гогена, наполняет их патетикой. А что говорить о другой его копии! В течение многих лет, с тех пор как он жил в Брюсселе, а может, еще и в Лондоне, Винсента преследует гравюра на дереве Гюстава Доре из серии «Лондон» — «Прогулка
109
Серия гравюр «Лондон» Гюстава Доре вышла в Англии в 1872 году; по Франции эта серия опубликована издательством «Ашетт» в 1876 год».
Но теперь Винсент пишет ветви миндаля. Пишет спокойно, с уверенностью. Еще немного, и весна принесет с собой феерию цветущих садов. Винсент заранее радуется этому — сколько цветущих садов он сможет написать!
Винсент пообещал супругам Жину навестить их, а заодно вернуть ящики, в которых ему послали оливки. К тому же ему очень хотелось повидать Рашель. И вот 20 февраля он на два дня отправился в Арль. Увы, там его настиг новый страшный припадок. Пришлось в карете доставить его обратно в Сен-Поль. Где он провел ночь? Что он делал? Куда исчезла картина, которую он взял с собой? Винсент ничего не помнил.
* * *
Такого длительного и жестокого приступа у Винсента не было еще ни разу. С последних дней февраля и до конца марта буйные припадки сменялись периодами тяжелой депрессии, а состояние Винсента все не улучшалось. Цветут сады — сады, которые Винсент не может, никогда уже не сможет писать, а Винсент тем временем мучится жесточайшим страхом. Он то прячется в ящике из-под угля, то пытается выпить керосин, которым прислужник наполняет лампы в гостиной.
Только в первой половине апреля бред больного утих. Винсент начал понемногу выходить из тяжелого отупения, которым всегда сопровождались приступы болезни. Его ждали письма от брата. Винсент пытался их прочитать. »Как бы я был рад, — писал ему Тео в письме от 19 марта, — если бы ты мог побывать на выставке Независимых. Твои картины хорошо повешены и имеют большой успех [110] . Очень многие подходили ко мне и просили передать тебе поздравления. Гоген сказал, что твои полотна — гвоздь выставки». Но сознание Винсента еще не настолько прояснилось, чтобы он мог понять эти письма. Правда, он сделал попытку написать брату, но лишь для того, чтобы сказать: «Я уже почти совсем, а может, и совсем отчаялся в самом себе». Винсент подавлен, его гложет мучительная тоска. И все-таки он мечтает снова взяться за работу.
110
В 1890 году в Салоне Независимых было выставлено несколько рисунков и десять картин Винсента: «Кипарисы», «Горный пейзаж», «Бульвар в Сен-Реми», «Горы Альпий», «Прогулка в Арле», «Тутовое дерево осенью», «Подлесок», «Восход солнца в Провансе», «Подсолнухи», «Оливковая роща».
Он плетется к мольберту, берет в руки кисть и мало-помалу начинает работать. Он пишет «Воспоминания о севере», по которому тоскует его сердце, — хижины и домики, будто озаренные внутренним пламенем (хотя солнца не видно), хочет по памяти восстановить своих «Едоков картофеля». Но усталость одолевает его. Он не в состоянии написать брату. На этот раз болезнь оказалась сильнее его. Она подстерегает Винсента, неумолимая, коварная, и спасения от нее нет…
Как-то после полудня надзиратель Пуле зашел за Винсентом, чтобы вывести его на прогулку. Винсент взял с собой краски и холст. Но, поднявшись по лестнице на три ступеньки, он вдруг остановился и изо всей силы лягнул Пуле, который шел следом за ним, — удар пришелся надзирателю прямо в грудь. Больного немедленно отвели назад в его комнату. На другое утро Винсент пытался вспомнить, что произошло накануне, и просил прощения у Пуле. «Простите меня, — говорил он. — Я почти не помню, что я сделал, но я плохо обошелся с вами. Не сердитесь на меня. Мне вдруг почудилось, что за мной гонится толпа». Винсенту казалось, что он в Арле и его преследует полиция [111] .
111
Воспоминания Пуле, переданные с небольшими вариантами Яном де Бэкеном и Луи Пьераром.
Неужели приступ опять повторится? Ведь Винсент только-только оправился, да, по сути дела, еще не оправился,
В последних числах апреля Винсент все-таки немного приободрился. Он взялся за кисти и даже написал уголок освещенного солнцем луга. А с той минуты, как ему разрешили выйти в парк, он с радостью убедился, что в работе сохранил всю «ясность мысли». «Рука водит кистью, как машина», — отмечает он. Винсент сразу же заказывает Тео тридцать больших тюбиков краски, кисти и «семь метров холста, а лучше десять». Но душевное состояние художника остается тяжелым.
«Что сказать тебе об истекших двух месяцах, — пишет он Тео 29 апреля, — дела мои плохи, я в тоске и унынии, так что мне даже трудно это выразить, я просто не знаю, что со мной будет». Вместе с последними своими картинами он посылает брату «Кипарисы», предназначенные для Орье, со следующим горестным напутствием: «Пожалуйста, попроси г-на Орье не писать больше статей о моей живописи, настоятельно объясни ему, что, во-первых, он заблуждается на мой счет, и потом, я сейчас слишком несчастлив, чтобы выдержать толки вокруг своей особы». У Винсента теперь одно желание — как можно скорее покинуть Сен-Поль, избавиться от общества душевнобольных, от монастыря и его монахинь, от нелепых религиозных видений и в последний раз попытать счастья в другом месте — на севере. «А это путешествие закончено» — оно привело к «кораблекрушению».
На беду, доктор Пейрон в отлучке. Винсенту не с кем договориться о сроках отъезда и не у кого получить последние письма Тео.
Для него самого вопрос об отъезде решен бесповоротно. «Мне нужен свежий воздух». Еще в октябре он предупреждал Тео, что, если припадки возобновятся, он покинет лечебницу. Он и так уже слишком долго откладывал отъезд, ведь за это время он перенес не один приступ. «Но тогда я был в разгаре работы и хотел закончить начатые холсты, а не то меня давно уже здесь не было бы». После припадков у Винсента всегда бывает несколько месяцев затишья — он хочет воспользоваться передышкой, чтобы «сменить обстановку».
Доктор Пейрон, которого с таким нетерпением ждал Винсент, вернувшись, вручил Винсенту письма брата. Винсент нашел в них именно то, на что он так надеялся: Тео предлагал ему вернуться на север. Обрадованный Винсент тут же рассказал Пейрону о своем решении, о том, что больше не в силах влачить безнадежное существование в лечебнице Сен-Поль.
Тео хотел, чтобы брата кто-нибудь сопровождал в поездке, но Винсент категорически воспротивился этому. Он согласился только на то, чтобы его проводили до Тараскона. Он уверял Тео, что в поезде с ним ничего дурного не случится: «Мое горе, — писал он, — окажется сильнее безумия». Винсент собирался провести два-три дня в Париже, а потом уехать в Овер-сюр-Уаз. Опасения Тео напрасны. «Куда труднее, — пишет ему Винсент, — попытаться отдать себе ясный отчет в несчастье. Поверь мне, совсем не так просто согласиться жить под надзором, даже самым доброжелательным, пожертвовать своей свободой, держаться вне общества и целиком уйти в работу, отказавшись от каких бы то ни было развлечений. От всего этого у меня пролегли морщины, которые не скоро сотрутся».
Винсент просит брата безотлагательно написать несколько слов Пейрону, который всячески увиливает от окончательного ответа, уговаривая Винсента остаться. Винсент дошел «до крайности, до последней крайности». «Мне необходима перемена, пусть даже к худшему». Больше он не может терпеть: «И работа не ждет».
С той минуты, как вопрос о его отъезде наконец решен, он работает с удвоенной энергией. Он дважды пишет свежую траву в парке, снова возвращается к давнему мотиву — сидящий старик, поникший в отчаянии и закрывший лицо руками, — «У врат вечности», повторение »Worn out» Эттена и Гааги. Он делает копию «Доброго Самаритянина» Делакруа и «Воскресшего Лазаря» Рембрандта, над которым в его интерпретации сияет отсутствующее в оригинале огромное солнце, языческий бог, которому так пламенно поклонялся Винсент. И еще на его холсте вспыхивает темное змеистое пламя последнего кипариса — он стоит на краю извилистой дороги, а по ней под взвихренным, освещенным гигантскими звездами небом трясется двуколка.
Здоровье Винсента продолжает крепнуть, «приступ развеялся, как буря». Винсент уверен, что там, на новом месте, у него появится желание работать, «а значит, все остальное станет безразлично и вернется хорошее настроение».
Винсент пишет «с настойчивым и сдержанным рвением», как бы подводя итог провансальскому периоду творчества. Теперь он может уехать, как только уложит вещи и закончит последние холсты. Но он с «таким увлечением» работает кистью, что сложить чемодан ему гораздо труднее, чем довести до конца картину. Последние полотна, написанные им в Сен-Реми, это цветы: на двух картинах — ирисы, на двух других — белые розы.