Жизнь во время войны
Шрифт:
– Нет двадцатки, тогда выматывайся.
Сексула потерлась о Минголлу.
– Ну, ты ж правда ветеран, докажи как-нибудь.
И он все вспомнил, сила подтолкнула его память. Он потерял, потерялся в Америке, в тоске и бестолковщине, и даже когда найдет ту, кого ищет, и даже победив вместе, они не обретут того, что потеряли, а будут жить без цели и плана, не понимая, кого победили. Луди требовал двадцатку, Сексула заявила, что или он возьмет себя в руки, или она уходит, потому что, будь ты хоть сто раз ветеран, нельзя же заниматься этим на улице, а Минголла таращился через стеклянную дверь на страну, где он родился,
...Стены кабинета Исагирре обрели четкость, и Минголла выпрыгнул из кресла, чувствуя все ту же тошноту и еще большую потерянность в душной тишине отеля. Мысли кружились, он силился постичь, что же произошло. Это было так реально! Будущее... то, что произойдет потом. И вместе с тем отчетливый привкус галлюцинации. Сознание расплывается, искажения. И девушка. Он слышал ее мысли, отвечал им. Но невероятнее всего – он ее вылечил. Паранойя и путаница в голове были ему хорошо знакомы. Но спокойствие, душа, полная сострадания, – этого человека он не знал никогда. Нет, все-таки галлюцинация. Надо будет рассказать Исагирре, и... секунду подумав, Минголла решил молчать. На случай, если это одновременно галлюцинация и реальность.
Море переливалось аквамариновыми и бледно-фиолетовыми полосами, коричневатыми над песком, бурыми водорослями и мутным мелководьем. Волны яркие, как зубная паста, разбивались о коралловые рифы, оставляя за собой темную зыбь. Крабы, растопыривая белые костяные клешни, торопливо выкарабкивались из-под пристани на прибрежную бахрому водорослей; журавль с видом заправского египтянина шагал по едва прикрывавшей песок блестящей водяной пленке. Петухи кукарекали и ждали ответа. В прибрежных лианах суетились сцинки. Рыбак в шортах и красном шлеме, отталкиваясь шестом, гнал к каналу плоскодонку. Неподалеку от шлакоблочной стены с деревянными воротами рылась в грязном песке привязанная к кокосовой пальме пятнистая свинья. И Минголла, сидя у моря на пальмовом пне футах в пятидесяти от борова, держал в ладони колибри. Бутылочного цвета, с рубиновой грудкой, птенец был размером с ногтевую фалангу большого пальца.
С пляжа доносились злые голоса, это спорили о чем-то своем Исагирре и Тулли.
– ...Незачем... – Вот и все, что слышал Минголла.
У него в ладони бился за существование живой самоцвет колибри – бился судорожно, раздувая горлышко. Минголла уже искал гнездо, но безуспешно. Хотелось что-то сделать для этой птички, не оставлять же ее просто так на песке.
– К черту! – отмахнулся Тулли. Исагирре стоял, сложив на груди руки. Минголла попробовал успокоить колибри.
Осторожно тронул его мозг и почувствовал электрический контакт, похожий на крошечный прерывчатый огонек на самом конце своих мыслей. Птичье горлышко больше не билось.
– Ладно, как хочешь! Больше я тебе ничего не скажу!
Сильно топая, Тулли подошел поближе, упал на песок, и Минголла спрятал колибри в кулак. Теплый птенец ткнулся клювом ему в ладонь. По телу пробежала дрожь – призрак чувства.
– Хоть бы кто хоть раз подумал, кому нужна эта чертова война, – проворчал Тулли.
Минголла отвел руки за спину, вырыл в песке ямку
– Нет, ты глянь: здесь война. – Тулли стукнул кулаком по земле. – А тут ни хрена. – Он стукнул еще раз совсем рядом. – Одни мудаки шлют других мудаков делать то, до чего никому нет дела.
– Что стряслось-то? – спросил Минголла.
– Да все косоглазая Чифуэнтес, которая обосрала тебе мозги...
– И что?
– Надумали послать тебя в Петэн, чтобы ты приволок ее сюда на допрос. – Тулли сердито вздохнул. – Я Исагирре так и сказал: мужик, это ж ему только размениваться почем зря. Он может кое-что получше. А доктор говорит: так и надо.
– Ну и что, – ответил Минголла. – Я не против.
Тулли искоса глянул на него:
– Видать, совсем тебе ее не жалко.
– Жалко, – бесстрастно ответил Минголла, внимательно глядя, как из-под самого солнца вылетают скворцы, словно отрываясь от его сердцевины кусками крылатой материи. На пальму с треском опустился гриф.
– Странный ты стал, Дэви, – сказал Тулли. – Смотри не обожгись.
– У тебя было, чтоб ты слышал слова, когда трогал чье-то сознание? – спросил Минголла.
– Слова? Не, такого не припомню... но слыхал об одном парне, у него вроде какие-то слова когда-то мелькали. А чего ты спрашиваешь?
– Привиделось мне.
– Что привиделось? – Тулли, похоже, заинтересовался всерьез.
Минголла пожал плечами и прокрутил в голове свою недавнюю галлюцинацию, раздумывая над тем, была ли связь с той христианской девочкой чем-то большим, нежели простая фантазия.
– Ты собираешься меня инструктировать насчет Железного Баррио?
Тулли еще раз вздохнул и вытащил из бокового кармана листы бумаги.
– Ладно. Вот тебе план, но читать будешь потом, сейчас я скажу, как туда добраться. Ничего хитрого, вообще-то. Тамошние шлюхи...
– Шлюхи?
– Ага. У кучи народу в Баррио родня – как бы заложники, и, чтоб слегка заработать, охранники возят их баб на улицу. Знают, что далеко не убегут, а не то папашкам платить придется.
Позади раздались голоса.
Из ворот вышел коренастый чернокожий и маленький мальчик, мужчина держал в руках револьвер и мачете.
– Спарджен, видать, решил-таки забить свою свинью, – заметил Тулли. – Короче, есть там одна шлюха... Альвина Гусман. Зеки ее уважают, потому как папаша у нее не кто-нибудь, а Эрмето Гусман – тот самый, что командовал в Гватемале Армией Гопоты. Оба они в Баррио – ну вроде как герои. Вот и все – свяжешься с ней, а дальше как по маслу.
Свинья наблюдала за людьми и легонько похрюкивала, словно чего-то ждала. Остановившись футах в шести от нее, человек отщелкнул барабан.
– Найти ее легко. По ночам на Авенида де ла Република, в каком-нибудь баре.
Минголла тронул мозг этой свиньи, определил, что он достаточно крепок, и зацепился за край.
– Прихватишь с собой дури, для обмена или еще для...
– Зачем? Надо будет, я и так справлюсь.
– Лучше не надо. Всех не ухватишь. Народ там грамотный – увидят, как легко все выходит, могут и просечь.
Мужчина со щелчком захлопнул револьвер, мальчик что-то пропищал.
– Как все пойдет, не мне тебе советовать, сам разберешься. Внутрь пролезешь легко. С охраной справишься без проблем. – Тулли толкнул его локтем. – Эй, друг! Ты чего не слушаешь? Самому же инструктаж приспичило.