Шрифт:
Глава 1 «Хомячок»
Вовка, избитый до синяков, опять сидел под лесенкой и ревел, словно заводской гудок. Через всю его спину алела красная полоса от хлесткого резинового шланга, которым попотчевал его не так давно, отец – Василий Николаев – почетный сортировщик металла на местном заводе и проспиртованный синюшный алкаш, всю свою беспутную жизнь проживающий в двухэтажном бараке на окраине города. С потолка так называемой квартиры, где проживал Василий вместе со своей многострадальной семьей, постоянно сыпалась штукатурка и текла вода, грозящая залить гнилую проводку, безвольными нитями свисающую
Попало Вовке за сданные в тайне от отца бутылки и купленного на копеечную выручку хомячка, которого сожрал пришлый котяра, прячущийся на продуваемом всеми ветрами и омываемом дождями чердаке. Вовка было запустил камнем в наглого кошака, но промахнулся и попал в голову соседке – Нюрке, работающей крановщицей там-же где и его отец и постоянно матерящуюся с ним не только на работе, но и дома.
Так уж не повезло Вовику, ему вообще обычно не везло. Фарт он свой потерял упав лет пять назад с черемухи и сломав башкой скамейку – любимое место тусовки всех окрестных алкашей, коими являлось абсолютно все население полуразваленного двухэтажного барака.
А Вовка так хотел хомячка! Он бы его кормил тараканами, обильно ползавшими по пожелтевшим от времени и местами отвалившимися обоями. Но видно не судьба…
Сверху послышались шаркающие шаги, невнятное бормотание, а затем раздалось журчание сливаемой жидкости. Это опять выйдя на крыльцо, мочился сосед дядя Коля – слесарь пятого разряда. Был он очень сентиментален и любил, выйдя вечером на крыльцо барака поглядеть на закат и излить залитую пивом душу. Вовка сидел тихо, чтобы ненароком не испугать дядю Колю. Дядя Коля был доброй души человек, он частенько ловил голубей, отрывал им головы и угощал Вовку. Покурив, стоя на крыльце и кинув напоследок камень в окно старухе – стукачке, Николай, завершив тем самым ежевечернюю процедуру, удалился.
К запаху сырости и гниющих помоев витающему под лестницей, примешался запах готовящегося борща несущийся из разбитого окна вовкиной квартиры находящейся на первом этаже, прямо у входа в подъезд. В желудке у Вовчика зажурчало, жрать хотелось сильно, да и от долгого сидения под лестницей в скрюченном положении затекли ноги и спина. Но грозная тень отца Вовчика маячащая в детском сознании, не давала распрямиться, давя авторитетом подкрепленным каждодневными порками сопровождавшимися отборным матом. Наконец чувство голода, поборовшее чувство страха, мощным пинком под зад выкинуло пацаненка из-под крыльца.
На кухне Вовчик застал туповатую сестренку, которая, закатив глаза грызла деревянную ложку монотонно подвывая словно размороженный холодильник. Мать, не замечавшая обычного поведения дочери, молча раскладывала еду по тарелкам. В животе Вовчика полным ходом шло танковое сражение, периодически из него доносились звуки лязгающих гусениц, урчание двигателей. И вот перед ним оказалась тарелка с плавающей в супе куриной конечностью схожей с рукой отощавшего человека. Вид этого жорева разбудил в Вовке воспоминания, в его многократно сотрясенной черепной коробке из царящего там тумана, медленно локализовались видения давно минувших дней…
Была
– Чего ты, а, чего? – Вася-Псих ударил ладонью в лоб Говнишу.
– Папка, дядьку зарубил – проговорил Кешка- топором по башке…
– Ни хрена себе…– в воздухе повисло молчание, идти и проверять правдивость Говниша ни кому не хотелось
Вован, медленно выползая из бензинового угара, представлял себе страшную картину…
В лучах зловеще алеющего заката по свежему белому снегу улыбаясь, медленно шел розовощекий дядька, а за углом дома спрятался страшный папка, его черное, небритое лицо выражало безумную решительность, на лезвии топора зажатого в грязных заскорузлых пальцах, отражалось кровавыми отблесками заходящее солнце. Словно в замедленной съемке, дядька медленно подходил, размахивая руками. Также медленно поднимался топор над головой отца, и вот словно лавина, топор стремительно обрушился на улыбающуюся голову мужика.
Кровь, хлынувшая фонтаном из раны, залила снег вокруг, лицо и руки отца. Дядька, вцепившись пальцами в окровавленные волосы разрубленной надвое головы, продолжал улыбаться. Отец отборно матерился по поводу забрызганной кровью телогрейки. И тут мужик, повернув голову с торчащим из нее топором, увидел его, Вовчика, и направился к нему, ощерив клыки и выставив перед собой залитые кровью руки. Вовка попятился, но споткнувшись, упал, кровоточащая голова мужика нависла над ним, из раны прямо на Вовку стекали мозги. Вовчик не выдержал и заорал…
– Слышь, ты че, братан? Очнись, блин! – по лицу Вована лупили со всей силы.
Вован вырвался из глючной реальности и огляделся, вокруг стояли ошалелые пацаны, над головой в люке светили звезды.
– Эк тебя торкнуло! – восхитился Васек – ты нас чуть не перемочил всех.
Глюки – глюками, а домой братья идти не собирались, по крайней мере, сегодня.
Ночь они провели в коллекторе теплотрассы, а утром, когда родители должны были находиться на работе, двинулись домой, на разведку. Вопреки Вовкиным глюкам, снег вокруг дома не был забрызган кровью, была правда замерзшая лужа блевотины у крыльца, на желтом от мочи снегу, но к делу это отношения не имело, это было творение дяди Коли, да еще во дворе виднелись какие-то комья земли припорошенные снегом. Дома также все было чисто и прибрано, что немало удивило братьев. Кешка подумал даже, а не померещилось ли ему все после того, как он вылакал литровую банку браги, заныканную под кроватью деда, откуда сейчас доносились подозрительные шорохи и всхлипы.
Заглянув под кровать деда, братья Николаевы увидели там свою младшую сестру, которая, успокоившись при виде Вовчика и Кешки, поведала им приключившуюся накануне историю.
Вечером, когда батек с дедом бухали на кухне, в дверь ввалился какой-то мужик, которого отец назвал странным именем – то ли Закеря, то ли Захеря.
Захеря этот, был судя по всему старым знакомым отца, потому – что с порога потребовал денег за какой то там должок и жрачки попросил.
– Нет у нас ни хрена, на выпей лучше – батек плеснул зловонного пойла в кружку.