– Слышь, подруга, тебя, по-моему, серьезно занесло. Остановись, пока от меня не схлопотала, и отца моего не трогай! – Ларка помрачнела, но Таню уже невозможно было остановить.
– Даже твоя мать! Она жила! Творила то, что никто не понимал и никто не мог оценить. Над ней смеялись: «блаженная», «не от мира сего»… А она плевала на все это, просто писала свои картины, потому что ей было что сказать. Понимаешь, Ларка,
она была тем человеком, которому было что сказать этому миру, и плевать, оценит это как-то мир или не оценит. Она тоже не боялась ни черта.
– Что ты можешь знать про нее, коза щипаная? – Ларка вдруг придвинулась к Тане вплотную и схватила ее за потертый свитер так, что тот натянулся и сдавил ей горло. – Что ты, долбаная принцесса, можешь про нее знать? Ты жизни не нюхала, чтобы судить ее. Она боялась, и боялась так, что не могла спать! Вообще почти не спала. Она росла с сумасшедшей матерью, которая кидалась на нее с ножом, а то и с топором. Благо, бабка моя хилая была, мама легко с ней справлялась, но та и правда могла убить ее в любой момент, особенно ночью. Сколько лет прошло, прежде чем мама все же решилась ее в психушку сдать. Ты представляешь, как жить с таким страхом всю жизнь? Откуда тебе знать, если тебя оберегали от всего? Твоя мать, если б могла, микробов бы всех истребила, лишь бы ты не чихала. Отец приезжает к тебе по первому зову, слушает тебя, писюху такую, слезы твои утирает, а ты его прогоняешь. Ишь, королева недоделанная, мамкины замашки переняла: «Ах, раз так, не по-моему, подите вон!»
– Лар, отпусти, задушишь же, – взмолилась Татьяна. – Ну, прости меня, я дура. Да сядь ты уже. Не буду я больше. Я ведь не знала про твою маму, прости… – злость как-то разом утихла, она подошла к подруге и обняла ее белесую голову. Та забрыкалась, забухтела что-то нечленораздельное, а потом разрыдалась.
Таня растерялась, она редко видела Ларку плачущей. Она не плакала ни когда маму хоронили, ни после суда над отцом. Перед отъездом в Москву они вместе ходили на кладбище; «великанша» встала на колени, обняла небольшой гранитный памятник с фотографией, на которой ее мать выглядела актрисой из старых западных фильмов, и долго гладила холодный камень, что-то нежно шепча. Но она ни слезинки не проронила. А теперь тихо скулила ей в плечо, вот тебе и на!
– Лерка, нам обеим, похоже, досталось. Если ты думаешь, что я и правда ощущаю себя принцессой,
то ты ошибаешься. Тебе сложно представить, как это – жить, не имея права расстроить свою мать. Когда все, что ты скажешь или сделаешь, будет исследоваться под микроскопом. Мать за свое реноме боялась, она же должна быть всегда на хорошем счету. Хотя какое ей дело до того, что о ней другие люди подумают? Она же вершительница судеб! Перед ней все заискивают, начиная от мэра, заканчивая уборщицей в гастрономе. Как бы там ни было, она должна быть женщиной с безупречной репутацией. А я должна была соответствовать. Особенно она за меня взялась после бегства отца с этой чертовой куклой, Лерочкой. Блин, они ведь тогда уже несколько лет были разведены! Но в каждой кухне мусолилась животрепещущая тема о том, как ее «Павел Семенович сбежал с заезжей шлюхой». Скажи, тебе никогда не приходило в голову, что наш город ненасытный? Что ни сделай, тебя всегда обсуждают. Особенно если ты выделяешься чем-то. Если хорош, завидуют и ждут, что ты с треском слетишь со своего пьедестала; если сделаешь что-то не так, как все, замусолят, затрут твое имя, наградят нелестными прилагательными, прилепят клички и прозвища, от которых потом не отмоешься. Мне плохо было, а я не имела права хандрить, потому что все считали, что я как сыр в масле катаюсь. Вот и ты туда же, хотя мою мамочку знаешь не хуже меня. Сыр-то сыр, но в золотой мышеловке. Знаешь, почему она меня отпустила в Москву? Не только потому, что боялась наших встреч с отцом, хотя и этого, наверное, тоже. Она устала, я думаю, все время сверяться по городскому компасу. Сама она безупречная, да, но контролировать меня, повзрослевшую, у нее уже не было сил. Да и тебя тоже. Ты, став маминой воспитанницей, должна была демонстрировать блеск ее педагогических талантов. А ты всегда ее в этом разочаровывала: в институт поступать не стала, хорошо хоть, романов не крутила, но… дело молодое. В общем, боялась она. Ты знаешь, отец рассказал мне мамину историю, и теперь мне, конечно, понятно, почему она такая. Оказаться с матерью на Севере, в маленьком поселке, где твое выживание зависит от того, как к тебе относятся окружающие: защитят тебя или прогонят – а твое поведение напрямую зависит от твоего выживания… Страшно ей было, за себя и за меня, всю жизнь безотчетно страшно.