Жизнь взаймы
Шрифт:
Как только машина остановилась, Хольман выбежал ей навстречу. Клерфэ смотрел на него пораженный: он думал, что Хольман лежит в постели.
— Клерфэ! — закричал Хольман. — Нет, я не ошибся. Я сразу узнал мотор! Он рычит, как старик Джузеппе, — подумал я. И вот вы оба здесь! — Он возбужденно тряс руку Клерфэ. — Ну и сюрприз! Да еще вместе со старым львом Джузеппе! Ведь это сам Джузеппе, а не его младший брат?
— Это Джузеппе. — Клерфэ вышел из машины. — И с теми же капризами, что и раньше,
Хольман рассмеялся. Он никак не мог отойти от машины. На ней он раз десять, а то и больше, участвовал в гонках.
Клерфэ посмотрел на Хольмаиа.
— Ты хорошо выглядишь, — сказал он. — А я думал, что ты в постели. Тут скорее отель, чем санаторий.
— Все это входит в курс лечения. Прикладная психология. Два слова здесь, в горах, табу — болезнь и смерть. Одно из них слишком старомодное, другое — слишком само собой разумеющееся.
Клерфэ рассмеялся.
— Совсем как у нас. Правда?
— Да, похоже на то, как было у нас внизу. — Хольман отвернулся от машины. — Входи, Клерфэ! Хочешь выпить?
— А что здесь есть?
— Официально — только соки и минеральная вода. Неофициально, — Хольман похлопал по боковому карману, — плоские бутылки с джином и коньяком, которые легко спрятать; благодаря им апельсиновый сок больше радует душу. Откуда ты?
— Из Монте-Карло.
Хольман остановился.
— Там были гонки?
— Ты что, не читаешь спортивной хроники?
Хольман отвел глаза.
— Вначале читал. А в последние месяцы бросил. Идиотизм, правда?
— Нет, — ответил Клерфэ. — Правильно! Будешь читать, когда снова начнешь ездить.
— Кто ездил с тобой в Монте-Карло?
— Торриани.
— Торриани? Ты с ним теперь постоянно ездишь?
— Нет, — сказал Клерфэ, — я езжу то с одним, то с Другим. Жду тебя.
Он говорил неправду. Вот уже полгода, как он ездил с Торриани; но поскольку Хольман не читал больше спортивной хроники, ему можно было спокойно солгать.
— Мы все ждем тебя, — добавил он.
— В самом деле? Вы меня еще не забыли?
— Не будь дураком.
Хольман сиял.
— Как было в Монте-Карло?
— Никак. Поршни заклинило. Я выбыл.
— С Джузеппе?
— Нет, с его младшим братом.
— Джузеппе тебе отомстил.
Хольман засмеялся; лучшим лекарством для него было сообщение о том, что Клерфэ не победил с его преемником. Он хотел продолжать расспросы — в один миг к нему вернулась прежняя восторженность, — но Клерфэ поднял руку.
— У вас тут два табу, прибавим к ним еще одно — гонки: не будем говорить о них.
— Но… Клерфэ! Это
— Я устал. Я приехал сюда отдохнуть и хоть несколько дней не слышать об этом безобразии, будь оно проклято! Не хочу ничего слышать о сверхбыстроходных машинах, на которых людей заставляют мчаться с бешеной скоростью…
Хольман внимательно посмотрел на него.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, просто я суеверен. Мой контракт истекает и еще не возобновлен. Вот и все.
— Клерфэ, — сказал Хольман спокойно, — кто разбился?
— Сильва.
— Умер?
— Еще нет. Если ему повезет, отделается ампутацией ноги. Но та, сумасшедшая, которая с ним повсюду разъезжала, самозванная баронесса, отказывается видеть его. Сидит в казино и ревет. Ей не нужен калека… А теперь пошли, и дай мне джину.
Они сели за столик у окна. Отпив немного апельсинового соку, Клерфэ под столом долил в свой стакан джину.
— Как на школьной экскурсии. Последний раз я делал это тогда. Пятьсот лет назад.
Хольман забрал у него плоскую бутылку.
— Гостям дают спиртное. Но так проще.
Клерфэ огляделся.
— Здесь все больные?
— Нет. Есть и гости.
— Те, что с бледными лицами, — это больные?
— Нет, это здоровые. Они такие бледные потому, что только сейчас поднялись а горы. Сколько ты сможешь у нас пробыть?
— Два-три дня. Где тут можно остановиться?
— В Палас-отеле. Там хороший бар.
Клерфэ увидел в окно санки и лошадей, которые испугались машины. Они подъехали к входу. Овчарка, лежавшая в холле, бросилась через открытую дверь к мужчине в меховой шапке и прыгнула ему на грудь.
— Кто это? — спросил Клерфэ.
— Женщина?
— Нет, мужчина.
— Русский. Борис Волков.
— Советский?
— Нет, белоэмигрант. В. виде исключения, этот не бедный и не из бывших великих князей. Его отец своевременно, до того как его расстреляли, открыл текущий счет в Лондоне; мать явилась сюда с горстью изумрудов, каждый величиной с вишневую косточку, она их не то проглотила, не то зашила в корсет. В то время еще носили корсеты.
Клерфэ улыбнулся.
— Откуда ты это знаешь?
— Здесь быстро узнаЈшь все друг о друге, стоит только побыть подольше, — ответил Хольман с легкой горечью. — Через две недели, когда кончится спортивный сезон, мы опять до конца года окажемся всего-навсего в маленькой деревушке.
Несколько человек невысокого роста, одетые,в черное, прошли почти вплотную к Клерфэ и Хольману. Протискиваясь к своему столику, они оживленно разговаривали поиспански.
— Для маленькой деревушки вы тут слишком интернациональны,
— заметил Клерфэ.