Жизнь взаймы

Гладкий Виталий Дмитриевич

– На кого он работал?

– Сие тоже загадка. Мне кажется, Хасан – обычный наемный убийца, одинокий волк, работающий за хорошее вознаграждение. А вот кто его нанимал, тут у нас вариантов не густо. Вернее, почти нет.

– Почти?..

– Ну, были некоторые предположения… Так, на уровне слухов. Будто бы в свое время его услугами пользовался некий Щуров. Весьма одиозная личность. Правда, теперь он бизнесмен, ворочает миллионами. Притом, вполне легально. И вряд ли сейчас поддерживает связь с такими сомнительными типами.

– Это как сказать… – буркнул себе под нос Паленый,

чувствуя, как от волнения у него вспотели ладони – есть! прямое попадание первым же залпом!

Или почти прямое. Кончик ниточки?.. Трудно сказать. Пока трудно.

– Что вы сказали? – спросил Тимошкин.

– Ничего. Это я своим мыслям.

– А-а, понятно…

– Ну, а кто второй? – быстро задал вопрос Паленый, чтобы избежать дальнейших разговоров о Щурове.

– Некий Яхимович, Степан Петрович, белорус. Про этого известно больше. Он бывший спецназовец, служил в Минске. Привлекался в Белоруссии по подозрению в убийстве какого-то журналиста, но в СИЗО просидел всего лишь месяц и был отпущен за неимением улик. Правда, наши белорусские коллеги в частных разговорах намекали, что с Яхимовичем не все так просто и что за него заступились какие-то высокопоставленные чиновники, но слово к делу не пришьешь.

– Как вы на него вышли?

– Да, в общем, случайно. Так частенько случается в нашей работе. Взяли Яхимовича за драку в ресторане – он там троих, считавших себя шибко крутыми, слегка поковырял ножичком. Не до смерти. У блатных такой номер называется "расписаться". Похоже, Яхимович был большим спецом по этой части…

Паленый узнал Яхимовича с первого взгляда. Это был тот бандит, с которым он дрался на ножах.

– Когда начали его колоть, – между тем продолжал капитан, – выяснилось, что Яхимович в свое время состоял в банде Жучилы – был такой клиент.

– Лежит под памятником? – догадался Паленый.

– Ага. На центральной аллее городского кладбища. Во главе своих братков. Их навечно успокоили конкуренты, почти всех. А вот Яхимовичу удалось спрыгнуть, что называется, на ходу. Наверное, сдал Жучилу, тем и спасся.

– А каким образом он так быстро оказался на свободе?

Тимошкин как-то странно посмотрел на Паленого и сухо ответил:

– Суд учел искреннее раскаяние подсудимого Яхимовича и дал ему пять лет условно.

– Это же сколько за него отвалили судейским? – задал риторический вопрос Паленый. – Впрочем, о чем я… Такие тайны всегда покрыты мраком.

Капитан зло рассмеялся.

– Ничего подобного, – ответил он заржавевшим голосом. – Сумма известна. Сто тысяч баксов – и ни на копейку меньше.

– Доказано?

– Да. Мною. За что я и потерял одну большую звезду со своих погон. Влез туда, куда простому менту путь заказан. Вот и получил по мозгам. Хорошо хоть дело на меня не состряпали. Иначе торчал бы в зоне уже третий год. Спасибо, генерал помог. – Он улыбнулся. – Это друг вашей жены. Впрочем, не исключено, что и вы с ним в приятельских отношениях. Так что при случае поблагодарите генерала от моего имени. Мне в его кабинет путь заказан.

Паленый вдруг понял, что Тимошкин проговорился, нечаянно открыв потаенный уголок своей души.

"Вот

почему он так охотно подписался на это дело; с его-то взглядами на жизнь и ненавистью к богатеям… – думал Паленый. – Вендетта. Он хочет отомстить людям, едва не отправившим его из-за Яхимовича по этапу. Кто бы это мог быть? Ладно, узнаем позже. Этот момент нужно использовать…"

Вдруг Тимошкин коротко хохотнул.

– Меня понижают в звании уже третий раз. Майорскую звезду я даже не цеплял (благо мундир мне редко приходится надевать из-за специфики работы). Как в воду глядел.

– Мне вам посочувствовать? – с иронией спросил Паленый, вспомнив, как отреагировал капитан на сообщение, что у него амнезия.

– Хотелось бы… – Капитан остро взглянул на Паленого. – Да разве от вас дождешься?

Паленый понял, кого Тимошкин подразумевает под общим понятием "вас", и поспешил ответить:

– От меня лично – да. А за других я не в ответе.

– Что ж, примите мою искреннюю благодарность.

– Ладно, отставим лирику и вернемся к нашим баранам, – в очередной раз всплыло в памяти Паленого избитое изречение, которое для него было внове. – Как вы думаете, на кого работал Яхимович после смерти этого… Жучилы?

– Не знаю. А гадать в нашем деле непозволительная роскошь. Будем распутывать и этот узелок. Что касается Хасана, то здесь дело обстоит гораздо сложнее.

– Почему?

– Чеченская диаспора своих не сдает. Даже самые отъявленные негодяи находят у местных единоверцев приют и покровительство. И не потому, что окопавшиеся в городе после известных событий в Грозном чеченцы такие нехорошие. Люди просто боятся мести. Малейшее подозрение в доносительстве, и ваххабиты вырежут всех мужчин в семье честного человека. Зверье…

– Понятно… А как обстоят дела с оружием?

– С ним разбираются. Это дело третье.

– А что стоит под первым номером?

– Опознание трех остальных жмуриков – это раз, выявления связей Хасана и Яхимовича – это два. Так сказать, ближайшая перспектива.

– Скажите, Емельян Степанович, а нет ли у вас материалов на Щурова? – с надеждой спросил Паленый.

Тимошкин посмотрел на него исподлобья и ответил – вопросом на вопрос:

– У вас есть какие-то факты?

– К сожалению, нет… – Паленый замялся, чувствуя себя не очень уютно под беспощадным – чисто ментовским – взглядом Тимошкина.

– Тогда почему вы проявляете к нему повышенный интерес?

– Интуиция, – соврал Паленый. – Вы упомянули, что на Щурова работал Хасан…

– Официально это не доказано, – поспешил перебить его капитан.

– Емельян Степанович, нам важна каждая зацепка, – с укоризной сказал Паленый. – Время работает против нас.

– Вам так дорога жизнь?

– Не язвите… – Паленый почувствовал, что начинает заводиться. – Не знаю, как ваша, а моя жизнь не раз висела на волоске. Думаю, что в этом расследовании вам тоже придется кое-что испытать на своей шкуре. Так что поберегите свой черный юмор для кого-нибудь другого. Это первое. И второе, исходящее из первого, – если вы уже чувствуете мандраж, лучше сразу откажитесь от дела. Я вас пойму.