Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах
Шрифт:
Актриса МХАТ Вероника Полонская
16 апреля 1930 года в качестве свидетеля по делу № 02–29 был допрошен её муж — актёр 1-го МХАТ Михаил Яншин, — который показал: «Маяковского я знал до моего знакомства только с эстрады и из стихов. Познакомился с ним ровно за год до его смерти ни то на бегах, не то после бегов у Катаева на квартире, вместе с моей женой. Как до знакомства, так и при первой встрече у меня было мнение о Владимире Владимировиче, каку большинства публики, что это человек грубый, скандальный и пр. Что совершенно изменилось впоследствии при близком знакомстве с Влад. Влад. После знакомства у Катаева мы, т-е. я и моя жена Полонская, стали бывать сначала редко в продолжении весны лета продл. года, а потом осенью и зимой (…)». На вопрос следователя по поводу включения
В соответствии с положением о судоустройстве РСФСР от 1922 года в системе следственных органов существовали:
1. народные следователи при следственных участках;
2. старшие следователи в губернских судах;
3. старшие следователи по важнейшим делам при Верховном Суде РСФСР и отделе прокуратуры НКЮ РСФСР;
4. следователи военных и военно-транспортных трибуналов.
На основании специального закона следователь, как и сейчас, являлся независимой в процессуальном отношении фигурой. Его деятельность находилась под надзором прокурора и соответствующего суда, который в том числе был призван решать спорные вопросы между следователем и прокурором, возникавшие в ходе предварительного следствия. Контроль за расследованием уголовных дел и реализацией сведений, получаемых в ходе оперативно-розыскных мероприятий, осуществлялся местными народными судами, революционными трибуналами, коллегиями обвинителей, руководителями следственных комиссий, комиссарами юстиции и местными советами. Однако при расследовании уголовного дела № 02–29 такие надзорные функции, с учётом резонансности произошедшего события, взяло на себя ОГПУ
Ещё в феврале 1921 года нарком юстиции Д. И. Курский направил письмо заместителю председателя ВЧК И. К. Ксенофонтову, в котором обращал внимание на то обстоятельство, что к ведению уголовных дел на местах часто приступали следственные органы юстиции параллельно со следственными органами Чрезвычайной комиссии, «причём последние нередко не считаются с тем, что дело носит чисто уголовный характер и не включает в себя признаков, которые давали бы повод к рассмотрению этого дела ЧК». В результате фактически возникало два уголовных дела, которые либо поступали в один и тот же суд, тем самым затягивая судопроизводство, либо вообще рассматривались в разных судах, порождая совершенно абсурдную ситуацию, когда по одному и тому же делу выносились два несогласованных между собой приговора. Поэтому, когда ровно через год было принято постановление о реорганизации ВЧК в ГПУ, а затем — ОГПУ (Объединённое государственное политическое управление) при СНК СССР, на которое возлагались задачи по предупреждению, раскрытию и пресечению «враждебной деятельности антисоветских элементов», охрана «государственной тайны, борьба со шпионажем, с враждебной деятельностью иностранных разведок и контрреволюционных центров» за рубежом, а также с контрабандой, все общеуголовные дела подлежали передаче в ревтрибуналы и народные суды по принадлежности.
В основном деятельность ОГПУ сосредоточивалась на раскрытии политических и антигосударственных преступлений, при этом структурные подразделения управления получили право на проведение розыскных действий, дознания, предварительного следствия и мер административного воздействия. Так как теперь внесудебные репрессии были отменены, то ранее подготовленные следственными органами дела передавались в судебные инстанции, также были установлены процессуальные сроки проведения дознания и следствия органами безопасности, как и условия проведения обысков и арестов.
Таким образом, служба обладала всеми полномочиями по контролю за ходом следствия. Начиная со следующего дня — 15 апреля — все материалы по делу И. Сырцов направлял в копиях в Секретный отдел ОГПУ, устное указание об этом ему дал старший майор госбезопасности С. Г. Гендин [4] . По всей видимости, несмотря на обязанность сохранять тайну следствия, следователь пообщался с кем-то из журналистов.
После допроса свидетельницы В. Полонской он сделал самостоятельный вывод о том, что самоубийство В. В. Маяковского «вызвано причинами личного порядка», и уже на следующий день это, в общем-то, частное, мнение распространили столичные газеты, но по другой версии, чекисты специально «слили» оперативную информацию в прессу.
4
Семён Григорьевич Гендин отвечал за осведомительскую работу в иностранных представительствах, курировал контакты с эмиграционными кругами, до этого он возглавлял «польский» отдел, а позже стал заместителем начальника Разведуправления РККА, был приговорён Военной Коллегией Верховного Суда СССР к расстрелу за участие в военно-фашистском заговоре в РККА 23 февраля 1939 года. Реабилитирован 19
В бытовой характер самоубийства поэта никто особо не поверил, не согласился с ней и политический эмигрант Л. Д. Троцкий, к тому моменту находившийся в Турции. По его мнению, трагедия не имела «ничего общего с общественной и литературной деятельностью поэта… Это значит сказать, что добровольная смерть Маяковского никак не была связана с его жизнью или что его жизнь не имела ничего общего с его революционно-поэтическим творчеством. И неверно, и ненужно, и… неумно!» [1, 100]
В тот же день в газете ЦК ВКП(б) «Правда» появилось официальное сообщение: «…предварительные данные следствия указывают, что самоубийство вызвано причинами чисто личного порядка, не имеющего ничего общего с общественной и литературной деятельностью поэта. Самоубийству предшествовала длительная болезнь, после которой поэт ещё не совсем поправился». В том же номере главной партийной газеты говорилось о том, что «стремительная болезнь, нелепый срыв привели его к концу… Выстрел в сердце — ошибка, тягостная, непоправимая ошибка, но всё-таки только ошибка гигантского человека».
Как установило следствие, в наличии у поэта было несколько пистолетов. В архиве Государственного музея В. В. Маяковского сохранились удостоверение № 107 на право ношения «Маузера», выданное ОГПУ за подписью В. М. Горожанина и действительное до 1 декабря 1928 года, а также справки о выдаче
Маяковскому в 1919 году Петербургским комитетом Российской коммунистической партии карманного пистолета «Велодок» (свидетельство № 12, номер пистолета в нём не указан), произведённого Тульским оружейным заводом, бельгийского пистолета системы Браунинга № 268979 (9-мм модель 1900, разрешение № 8252/к, номер пистолета в разрешении также отсутствовал) от 1924 года и российского пистолета системы «Байярд 1908» № 268579 под патрон 6,35 мм (разрешение № 4178/22076), выданного в 1929 году. Все образцы из этого арсенала, за исключением армейского «Браунинга», являлись оружием самообороны, популярным среди обывателей, которые использовали его в основном для того, чтобы отбиваться от расплодившихся сверх всякой меры уличных хулиганов и грабителей. Наличие у Маяковского дефицитного «Маузера», по всей видимости, объяснялось его близкой дружбой с начальником секретно-политического отдела ГПУ Украинской ССР Валерием Михайловичем Горожаниным. Скорее всего, этот пистолет был подарен поэту харьковскими чекистами [5] , а разрешение на его хранение и ношение подписал сам Валерий Михайлович, хотя и не имел на это должностных полномочий.
5
Харьковские чекисты находятся, без преувеличения, на передовой, так как при поддержке польских и румынских спецслужб украинские националисты, используя находившееся на территории УССР подполье, развернули активную боевую деятельность. После успешной реализации операции «Дело № 39», когда некоторые петлюровские офицеры перешли на сторону советской власти, а их лидеры были ликвидированы, ГПУ удалось предотвратить наметившееся объединение ультраправой националистической группировки «Украинская военная организация» (УВО) Евгена Коновальца (будущего агента спецслужб нацистской Германии, ликвидированного в 1938 году в Амстердаме группой П. Судоплатова) со сторонниками генерала Ю. Тютюнника. В тот период сам М. Н. Горожанин был сосредоточен на выявлении и разоблачении бывших петлюровцев, оказавшихся в чекистских рядах.
Удостоверение В. В. Маяковского на право хранения и ношения огнестрельного оружия
Как выяснилось позднее, у поэта был ещё один пистолет — «Вальтер», который он подарил Лили Юрьевне. В 1938 году во время обыска на квартире комкора В. М. Примакова, с которым она состояла в браке, оружие было изъято. Следователь взял объяснение у Брик: «Револьвер системы „Вальтер“ подарил мне покойный Владимир Владимирович Маяковский. Летом 1936 года я жила под Ленинградом в дачной местности Тарховка по Сестрорецкой ж. д. на даче В. М. Примакова. В ночь с 14 на 15 августа 1936 года у Примакова на даче был произведён обыск органами НКВД. Меня при этом не было — я была в Ленинграде. При обыске вместе с другими вещами был взят в НКВД железный ящик, в котором находился и мой револьвер „Вальтер“. Через два дня я уехала из Ленинграда в Москву, и мой револьвер так и остался в ленинградском НКВД. Л. Ю. Брик Москва, 5 ноября 1938 года» [1. 47]
Владимир Владимирович неоднократно приезжал в столицу советской Украины — Харьков — для встреч с читателями, часто останавливался в квартире своего товарища Горожанина и его жены Берты Яковлевны (Стояновой). В 1927 году во время совместного отдыха в Ялте друзья по заказу Ялтинской фабрики «Всеукраинского фотокинообъединения» написали сценарий приключенческого фильма «Инженер Д’Арси» («История одного пергамента») о вооружённом захвате англичанами нефтяных месторождений в Иране. Валерий Михайлович хорошо знал об этих событиях, рассказывал о них в деталях, как их непосредственный участник.