Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди
Шрифт:
В 64-м году, когда он работал в нью-йоркской резиденту ре, заболел его старший сын. Мальчик простудился и получил осложнение на сердце. Спасти его могла только срочная операция. Американские врачи взялись за ее осуществление, но проблема была в деньгах. Средств, которые зарабатывал Поляков, на это, естественно, не хватало, поэтому он обратился за помощью к "грушному" руководству: Но те ответили отказом. В результате мальчик умер. Простить смерть ребенка Поляков не сумел.
Когда буквально через день на него "вышли" представители ЦРУ (они внимательно следили за ситуацией и, честно говоря, мечтали, чтобы все завершилось как можно трагичнее) и предложили сотрудничество, Поляков
В июле 71-го Поляков энергичен и полон оптимизма. Топхэт настолько осторожен, что, кажется — разоблачить его невозможно. Чутье действительно не обманывает разведчика — до его поимки еще целых пятнадцать лет. Но об этом будет рассказано в следующих главах.
Во вторник, 6 июля, Андрей Тарковский снимал в "Солярисе" эпизод самоубийства и воскресения Хари. Вот как об этом вспоминает О. Суркова:
"Мне кажется, что все происходит слишком уж медленно. Юсов кажется немного флегматичным, но, с другой стороны, он вынужден делать все кропотливо, наверняка — ведь всего один дубль! Андрей дергается, бегает по площадке, бесконечно снимает и надевает на себя кепку. С болезненным напряжением следит за Наташей (Бондарчук. — Ф. Р.), волнуется, жалеет ее: "Не ходите рядом с лицом актрисы, она ведь ложится сюда, неужели это еще нужно объяснять?!"
В это время на площадке появляется гример с банкой клюквенного варенья — решено, что это самое лучшее средство изобразить запекшуюся кровь в уголке рта Хари…
Наконец кадр снят. Бондарчук поднимается с пола, она с трудом приходит в себя. Тарковский продолжает выяснять отношения с Юсовым: "Ты что же думаешь, что чем дольше ты будешь готовиться к съемкам, тем лучше? Я-то думаю, что только хуже". — "Надо снимать качественно!" — стараясь подавить раздражение, как бы бесстрастно парирует Юсов.
В перерыве мы едим всякие вкусности, которые приволокла из дому Лариса (жена Тарковского. — Ф. Р.). После того как все отругались и отъелись, спустилось всеобщее благодушие…
Удобно устроившись в гамаке, подвешенном в комнате Снаута, Андрей обращается к жене: "Лариса! Мы можем приобрести такой гамак? Я буду в нем дома спать". При этом он, точно ребенок, убежден, что Лариса все может ему достать и устроить. "Лариса, я хочу такой!"
Костюмерша напевает Тарковскому колыбельную, и его лицо освещается счастливым блаженством. И вдруг он неожиданно резко обращается ко мне из гамака: "У меня отвратительное настроение!"
Далее следуют стихи Веры Инбер о сорокалетних…"
Стоит отметить, что на съемках этого фильма Тарковский увлекся исполнительницей главной женской роли — Натальей Бондарчук — и она ответила ему взаимностью. Об этом романе тут же стало известно всей студии, а также и жене режиссера. Лариса использовала в борьбе с соперницей убойный аргумент — сказала мужу, что в случае развода тот никогда больше не увидит сына. А его Тарковский любил безумно. В итоге роман прекратился, а съемки фильма продолжились.
Замечательная актриса Фаина Раневская в том
Вспоминает санитарка ЦКБ М. Говорова: "С Раневской были связаны одни лишь веселые воспоминания. Почти ежедневно она просила сестер позвонить домой и узнать, как там ее мальчик. А мальчиком она называла своего пса.
Однажды принесла я Фаине Георгиевне на завтрак омлет. А она пробует, морщится и говорит: "За такой омлет повару самому надо яйца оторвать!" Все отделение потом неделю над этой фразой хохотало. Женщина была без комплексов. Очень любила громогласно петь по утрам, объявляя таким образом всем, что она проснулась. Как-то вхожу я в палату и чуть не падаю в обморок. В кресле вместо Раневской сидит какое-то чудище: все в простыне, волосы нечесаные, лицо — белое! "Деточка, неужели вы меня не узнали? — слышу, словно сквозь сон. — Это я маску из сметаны себе делаю".
Но самым любимым развлечением Раневской было заставлять персонал нервничать. Вызовет, бывало, медсестру, а когда та придет, театрально усядется в кресло и молча смотрит в пустоту бешеными глазами. Артисткой была до мозга костей. Этим и прославилась. В отличие от других пациентов клиники, которые запомнились лишь тем, что всех врачей и сестер считали людьми третьего сорта…"
Генсек ЦК КПСС Леонид Брежнев в июле предпочитал отдыхать в Крыму, в Нижней Ореанде. Не изменил он своим привычкам и в июле 71-го. Единственное отличие — в том году из-за неожиданной гибели космонавтов Брежневу пришлось задержаться в Москве на несколько дней дольше обычного. Далее послушаем рассказ Вадима Медведева, который тогда был одним из телохранителей первого лица государства:
"Обычно Леонид Ильич приезжал на отдых в начале июля. В первые же дни местные комитетчики проводили совещания, докладывали нам оперативную обстановку: столько-то убийств, разбойных нападений, изнасилований, столько-то венерических заболеваний и т. д. Рекомендации всегда были одни и те же: с местными ребятами не связываться, с девочками тоже лучше не общаться.
Но у нас в охране ребята подобрались тогда молодые, здоровые. Одевались хорошо. В свободное от дежурства время дружно шли вечером на танцы в соседний профсоюзный санаторий. Приглашали девочек на танец, знакомились; представлялись кто как — спасатели на лодках… военные строители… геодезисты… отдыхающие из санатория пограничников… Но девочки, глядя на компанию подтянутых, крепких парней, догадывались, что за люди. Они же видели, как дружно мы "смывались". В 23.00 все должны быть на месте. Я возвращаюсь, а меня уже младшие коллеги обгоняют бегом. За опоздание — неувольнение на неделю-две. На следующий день собираемся, смеемся:
— Ты кем вчера был?
— Военным строителем, А ты?
— Лодочным спасателем…
И с отдыхающими, и с местными ребятами старались не связываться — ни с трезвыми, ни с пьяными. До нас, еще при Хрущеве, произошла приличная драка между его охраной и местными орлами. Разнимала милиция. Потом был скандал.
С нами тоже все-таки произошел один случай. Подрались… Собственно, драки как таковой особенно не было, к нам пристали, не отпускали, и мы довольно легко со всеми разобрались. Кто что заслужил, тот получил. Со стороны это, наверное, выглядело эффектно.