Жизнь зовет
Шрифт:
Тихон опускает солому к ногам и, сверху вниз поглядывая на учительницу, разводит руками:
– Нету.
– Как – нету? А ты разве не слышал, когда в классе я говорила, чтобы матрасовки были у всех? – сердится Римма Владимировна.
– Слышал, – кивает головой Тихон.
– Ну и что же?
– Не взял, – с искренним сожалением говорит он. – Буду спать прямо на соломе. Не твердо. Вы, Римма Владимировна, не беспокойтесь – я привычный.
– Да я о тебе меньше всего беспокоюсь! – сердито говорит Римма Владимировна. – Я беспокоюсь о том, что из-за
– Нет, я аккуратно. – Тихон подбирает солому и виновато идет в угол к Ване и Павлу.
Римма Владимировна провожает его живыми карими глазами.
К вечеру готово неуютное жилище мальчиков и замысловатое убранство комнат девочек. Чего только они не придумали! На окнах висят кружевные занавески из газет. На дверях – марля, чтобы не влетали мухи. Стол застлан чистой простыней вместо скатерти, с кружевными дорожками из газет. В углу прибита полочка. На ней зеркало с подставкой, несколько ручных зеркал, куча расчесок, одеколон и даже неизвестно откуда взятые открытки с видом озера Рица.
– Вот это да! – удивляются мальчики, то и дело путаясь головой в марле на дверях.
Вечером Тихон, Павел и Ваня сидят на широком крыльце клуба с резными деревянными колоннами в старинном русском стиле. На коленях Тихона – баян, привезенный из города. В нескольких шагах от них, под навесом, на длинных деревянных столах дежурные режут ароматный черный хлеб. Тут же глубоко врытая в землю большая печь. На ней шумно кипят два огромных котла. По краям крышек тонкими струйками выходит пар и распространяет вкусный запах.
У печи хлопочет повариха-колхозница. Настоящая повариха, по всем правилам – толстая и румяная. Тут же стоит физик Семен Семенович, по фамилии Конница, а по прозвищу «Конница Буденного». Это один из любимых учителей в школе. Он прекрасно знает свой предмет, на его уроках слышно, как летит муха. Подкупает он еще ребят и тем, что любит подшутить над ними. Вызвал он как-то раз к доске ученицу, невнимательную и невдумчивую.
«Ну-с, – сказал он ей, – докажешь, что Земля имеет форму правильного параллелепипеда!»
«Доказать, что Земля имеет форму правильного параллелепипеда!» – не моргнув глазом, по привычке не думая над своими словами, начала ученица и осеклась… Бурный хохот раскатился по классу.
Неподготовившегося ученика он обычно отсылал на место, приговаривая:
«Хорошо. Пять!» – и выводил в журнале жирную двойку.
Сейчас он стоит, заложив за спину руки, высокий и полный, и, по долгу начальника полевого лагеря, присматривается к работе повара.
Павлу хорошо с новыми товарищами. Он слушает веселую, не очень умелую музыку Тихона, вглядываясь в темнеющие, спокойные улицы села с низкими домами, просторными огородами. Ему так непривычно хорошо здесь, что он даже смеется с мальчиками громким, заливистым смехом.
– Знаете, ребята, кем я хочу быть? – рывком останавливая баян и откидываясь на верхние ступени крыльца, говорит Тихон.
– Кем? – заинтересованно спрашивают товарищи.
– А вот кем… – Тихон нарочно медлит,
– Представили!
– В лесу домик.
– На курьих ножках! – подсказывает Ваня.
– Нет, обычный деревянный домик, такой веселый. Здесь живет лесник. У него в доме все так же, как у обычного лесника, – коврик над кроватью, ружье на стене. Только одно необычно – в комнате стоит рояль красного дерева.
– Современный лесник, окончивший консерваторию. Ничего нет удивительного! – смеется Павел.
– И лесник этот – я, – говорит Тихон. – У лесника борода по грудь, косоворотка и…
– …и лапти! – смеется Ваня. – Рояль красного дерева, и борода с лаптями… Ну, наплел же ты лаптей, Тихон!
– Нет, кроме шуток, лесное дело меня очень интересует. А вот литература, история, химия, физика – все это пустое дело!
– Какой же из тебя будет специалист лесного дела без химии и физики? – удивляется Павел. – Ты как учишься-то?
– По-пластунски.
– Как это? – не понимает Павел.
– Ползу, друг, ползу из класса в класс, на горе мамаше и папаше!
Действительно, учение Тихона доставляло немало огорчений его родителям. Мать и отец его были научными работниками филиала Академии наук и мечтали о сыне-ученом. Сын же учился кое-как, в свободное время не прикасался к книгам, а играл с ребятами в футбол и на баяне. Недавно он заявил, что будет лесником. Другие родители обрадовались бы увлечению сына, свели бы его со специалистами лесного дела, достали бы интересных книг. А отец и мать Тихона всеми силами принялись заглушать его увлечение. Они доказывали, что дело это никчемное, всю жизнь придется сидеть в лесной глуши: ни театров, ни людей. Но Тихона совершенно не пугало все это: к театру он был равнодушен, а люди ему казались везде одинаковыми – что в филиале Академии наук, что в управлении лесного хозяйства.
Последнее время родители Тихона немного успокоились. «Дурная мысль» о лесном хозяйстве взбрела, мол, парню в голову по молодости и со временем исчезнет. Они и не подозревали, что сын серьезно заинтересовался лесным делом, прочитал уже не одну специальную книгу. И поездка в колхоз увлекла его, главным образом, возможностью встретиться здесь с лесником, посмотреть его хозяйство.
Тихон долго молчит, потом начинает наигрывать какую-то грустную мелодию.
– А ты где живешь, Павел? – спрашивает Ваня.
– На улице Красных Зорь.
– Ой-ей-ей! Расстояньице до школы приличное. Значит, ты не относишься к нашему району? Зачем же ты перешел к нам?
Все хорошее, что заключал в себе этот тихий вечер, мгновенно ушло. Павел ненавидел ложь. Он привык говорить лучше горькую правду, чем выкручиваться выдумкой. Но правду сказать невозможно.
– Да так случилось, – неопределенно говорит он.
Вскоре Павел уходит, ложится на свою постель и, не поужинав, засыпает.
– Тебе не показалось, что мы чем-то обидели Павла? – шепчет Тихону Ваня, укладываясь спать.