Жизненное пространство. Трилогия
Шрифт:
Ржавым назвали этот лес потому, что листва, пораженная радиацией, приобрела здесь этот неповторимый ржаво-рыжий оттенок. Есть области к западу от Радиостанции, или как ее иногда здесь называли — Радара, где колер особенно яркий. Собственно, это и есть то место, о котором говорил оружейник. Там же находится уникальная аномалия: каким-то образом радиоактивные осадки и периодические волны Выброса не затронули небольшую часть лесного массива. Там нет смертельных ловушек в виде уже известных аномалий и бывают просветы в постоянном хмуром небе, но житье внутри «слепого пятна» на любителя. Опасная близость Радара и невероятная плотность
Как говорилось в памятке, «Теремок» — это нечто вроде местного аналога «Мулен Руж». Этакая помесь кафешантана с дорогим борделем для избранных. На уровне слухов сообщалось, что в «Теремок» приезжают за экзотикой некие влиятельные политики из-за периметра, и не только местного разлива. Говорили о трех американских сенаторах, нескольких киноактерах первой величины, даже наши российские депутаты не брезговали. Заведение контролирует семейная пара, муж отвечает за порядок, жена за ассортимент, у них разные фамилии, я так понял, что брак гражданский. Он — бывший армейский снабженец, но мужик резкий и боевитый. Она, говорят, раньше была портнихой, держала свой швейный цех и устраивала показы моделей собственного сочинения. Видимо, что-то не срослось, раз перебрались сюда.
«Теремок» — это своего рода нейтральная территория, здесь отдыхают представители всех кланов, и даже военные и ученые с закрытых баз в глубине Зоны. Чтобы не возникало мороки с разборками, существует нечто вроде графика посещений, и все довольны, никто не пересекается друг с другом. Тихая заводь, короче. Про селянку Дашу и ее «родителя» было непонятно: то ли они живут в самом Ржавом лесу, то ли на границе этой чудесной аномалии, в центре которой стоит «Теремок».
Получив свои три сотни, я направился в гостиницу. Уложил боекомплект, повесил на плечо автомат. Осторожно прихватил за горловины оба мешка и направился к «тошниловке», где меня ждала Даша, закончившая свои расчеты с нашим корчмарем. Артефакты, прицепленные к поясу, не придавали сил, но какое-то время можно было тащить и вдвое больший груз, почти не снижая скорости, то есть быстрым шагом. Изначально я сомневался, что какие-то камни и осколки плавленого стекла могут творить чудеса. Но поклажа действительно уменьшилась в весе на треть, если не на половину от первоначального. Но спустя пару минут быстрой ходьбы с мешками в обеих руках я стал ощущать приступы тошноты и легкое покалывание по всему телу. В то же мгновение пришла мысль после оборудования первых двух схронов снять артефакты и больше никогда ими не пользоваться. Выругав себя за излишнее доверие местному справочнику по всяким экзотическим камням, я зашагал с удвоенной скоростью. Увидев меня с багажом, Даша махнула рукой, показывая на телегу: залезай, мол.
Как только мои баулы оказались среди коробок с консервами и ящиков с непонятно чем еще, под фырканье смирной и меланхоличной кобылки повозка скрипнула и тронулась с места. Помня свое обещание, Даша передала мне вожжи. Я впервые в жизни правил настоящей лошадью. Все оказалось довольно просто, как со стропами парашюта — тяни себе в нужную сторону, и все.
Пока ехали, селянка молчала. Я осторожно расспросил ее про Ржавый лес, но отвечала она неохотно, хотя и со знанием предмета.
— Жить можно, только живности не много: куры да две козы. Главное, за полосу, где ржа с нормальной травой расходится, не запускать. Аномалии,
Интересно, значит, вот где главная причина недоступности и опасности этого леса. Сфинкс — малоизученный зверь, охотится главным образом ночью, передвигается прыжками, с огромной скоростью. Редко атакует по прямой траектории, бежит зигзагами. Внешне напоминает пантеру с габаритами бурого медведя. Полосует жертву когтями пятнадцатисантиметровой длины и рвет внушительным набором зубов, напоминающих акульи, то есть в несколько рядов. Прекрасно видит ночью и днем, но обладает слабым обонянием и слухом, как рассказывали выжившие очевидцы.
— Даша, а сектанты? Я так понимаю, вы с ними практически рядом живете. Не беспокоят?
Девушка неопределенно пожала плечами:
— Видела их разъезды и патрули пешие, но не близко: они по равнине больше ходят. Волна своих не трогает, а может, и трогать нечего, потому что отмороженные они начисто. Леса боятся, только по краю и обходят. Он их не любит, лес-то…
Задавать глупые вопросы типа «А вас любит?» я не стал: раз живут, по словам девушки, «уж десять лет тут», значит, как-то договорились с разумным лесом. Вещь совершенно обычная для людей, выбравших природу в качестве среды обитания.
Я сам когда-то ходил в тайгу, ощущение именно такое, будто все вокруг — огромный живой организм. С нервами, ушами и глазами, а весть о приближении чужака очень быстро разносится в подобном месте между своими. Дичь прячется, охотники выходят померяться с чужаком силой. Тем, кто эту особенность знает, везет и на охоте, и в собирательстве: не ходи в тайгу как чужой, бери здесь только самое необходимое, не причинив никому вреда, тогда будет и удача. А если идешь в лес, как хозяин, обязательно уйдешь ни с чем, если вообще отпустят.
Из задумчивости меня вывела Даша:
— Сам-то надолго к нам?
— Как получится. Хотелось бы насовсем.
Честность — лучшая политика в разговоре с девушками, умеющими стрелять. Спутница, хитро прищурившись, глянула на меня через плечо:
— У нас тут не курортные места, да и на богатея, что сюда за адреналином приезжают, ты не шибко похож. Прячешься от кого? Если так, то найдут. Бандитов и тут навалом.
Разговор начал принимать непростой оборот, но скрытничать почему-то не хотелось.
— Я ищу свое место. Просто хочу жить по совести, а там, в большом мире, это привилегия не для бедных. Нету мне там жизни, задыхаюсь.
Даша, вопреки моим ожиданиям, понимающе кивнула, при этом непослушная русая прядь снова выбилась из-под шапки и скользнула по ее правой щеке. Хитрая улыбка сбежала с губ, еще по-детски припухлых. Только печальные складки в уголках рта свидетельствовали о том, что девушке, несмотря на возраст, уже довелось, может быть, даже и убить кого-то из двуногих…
— Мало кто так, как ты, скажет. Отец, вон, тоже так говорил, когда из Днепропетровска уезжали: «Не место нам тут с тобой, Дарья». Я злилась сначала, пока к тетке в Киев не выбралась. Отец отпустил, когда лет пять уже здесь прожили. Говорил: «Езжай, посмотри на людей и, ежели что, оставайся, учиться пойдешь».
Она грустно улыбнулась каким-то своим воспоминаниям. Так вспоминают о чем-то приятном, с чем пришлось расстаться по воле обстоятельств, но без особых сожалений. Стараясь поддерживать легкий тон в разговоре, я спросил нарочито небрежно: