Жизненное пространство

Колентьев Алексей Сергеевич

Спустился вниз, развязал страдальца. Спросил:

— Идти сам можешь?

Парень был сильно избит, но держался молодцом:

— Могу. Но только не быстро: ногу прострелили, еще когда схватили меня…

Это хреново. Надо бы осмотреть, но сначала молодняк.

— Эй! — крикнул я своим помощникам. — Сюда идите все. Жив ваш товарищ. Быстро сюда гребите. Ранен он.

Парни примчались рысью, видимо, шарили по трупам. Вижу, и до МР5 добрались. Я отметил: пистолет-пулемет уже висел у предводителя самозваных «коммандос» на груди.

— Всех положили?

— Всех,

они даже опомниться не успели, а мы…

Я оборвал Виктора на полуслове:

— Молодцы, а теперь так же быстро соберите все трупы и сбросьте их в «прыг-скок» за околицей. Вояки наверняка слышали выстрелы и могут зайти на огонек. Мы же не хотим, чтобы трупы нашли, да? А я займусь вашим приятелем, его подстрелили. В темпе работайте, надо уходить.

Парни помялись, но под взглядом Вити шустро принялись за работу, а я занялся раной Тараса. Пистолетная пуля прошла навылет, сквозь ляжку, и рана слегка воспалилась. Вколол раненому обезболивающее, прочистил рану, наложил повязку. Спросил:

— Как теперь? Идти сможешь?

— Вроде. Только спать охота, — неуверенно ответил он.

С околицы раздавались хлопки аномалии, потом появился Витя и спросил:

— Как тут Шустрила?

Ох, и ответил бы я тебе, но сдержался:

— Никак. Раненый он, придется подвезти. Понесем на руках. Двое твоих бойцов несут, мы с тобой в охранении. Концы зачистили?

Говорил я для всех, но встрепенулся только этот тощий оглоед с трофейной «немкой». Витя без запинки, помня уроки прошлого, ответил:

— Да, все чисто. Можем идти.

— Тогда выдвигаемся. Идем быстро, но осторожно: делим маршрут на сектора. Я пойду замыкающим, ты поведешь. Зря не пали, только если нам кто-то угрожает, в серьезную драку не лезем, нам еще часа полтора идти.

…Двигаться по пересеченной местности с раненым, понимая, что скоро ожидается прибытие сильного и во много раз превосходящего тебя по численности, вооружению и выучке противника, — удовольствие ниже среднего. Нарвись мы с новичками на простой патруль военных… Я-то, скорее всего, уйду, а вот молодняк поляжет весь. Нет, лучше не будем о грустном.

Мы шли, круто забирая на юго-восток, обходя по широкой дуге мост и маршруты военных патрулей. Я слушал эфир, но, кроме обычной болтовни на общем канале, ничего слышно не было. Закодированное бормотание, характерное для вояк, не выходило за рамки обычного в таких случаях дежурного радиообмена. Похоже, либо стрельбу на АТП просто не восприняли как нечто серьезное, либо командир района медленно соображает. Так часто случается — наблюдатель или командир блокпоста, обнаружив изменение обстановки, доложит по команде, но запрос и ответ долго гуляют по цепочке «командир — подчиненный». Ну а потом время уже упущено. Многое зависит от личной инициативы, в нашем случае патруль никто не выслал.

И все же острых моментов избежать не удалось. Витя, шедший впереди, вдруг поднял руку вверх, давая знак к остановке. Ребята, что несли Тараса, чуть ли не рухнули на пожухлую траву, так их вымотало сегодняшнее приключение.

Я подошел к «предводителю команчей» и увидел: на поляне шел бой — стая из пяти слепых собак нападала на кабана. Свин был хорош — огромная туша с двумя парами пятнадцатисантиметровых клыков и ростом в холке примерно метр. Витя вскинул МР5, я осторожно, не делая резких движений, положил руку на ствол и с силой пригнул его к земле:

— Пусть дерутся, обойдем. Им сейчас не до нас.

Молокосос с жаром перебил:

— Копыта кабана и клыки — это ж ходовой товар! Сотни по три можно срубить…

— Оставь.

Витек окрысился, даже попытался вырвать у меня из рук свое оружие, но я держал ствол крепко.

— Тебе хорошо говорить: хапнул себе почти весь хабар с бандюков, — зашипел он.

Похоже, с Виктором следует потолковать с глазу на глаз. Но это потом, а сейчас нам надо спешить, поэтому пришлось убеждать:

— Собаки, услышав стрельбу, убегут. Секач бросится на нас. Твой паршивый девятый миллиметр его не остановит, кабан явно тут не один, может прибежать его подруга. Или вояки, что как раз сейчас идут по мосту метрах в трехстах от нас. И ведь они покрошат вас. Заметь, Витя: я говорю «вас», потому что я возьму раненого и уйду. Ты и твои лягушата — не моя забота в принципе. Решай, как оно будет: кабанов тут немерено. А жизнь у тебя только одна.

Не люблю я таких вот «живчиков»: они сначала сделают, потом задумаются: «Что же я натворил?» Но это если башка на плечах еще не оторвана, конечно.

Ослабив давление на Витин ствол, я убрал руку, незаметно поставив ее в положение, из которого можно ударить ножом в висок. Фейерверк мне не нужен, да и скакать по рощицам и кустам с раненым Тарасом, отстреливаясь от вояк и монстров, — не наш выбор. К тому же с наступлением сумерек не известно, кто прорвался к Кордону: вполне можно поручкаться с кровохлебом или с кем похуже.

Но дуракам, вроде этого любителя охоты и рыбалки, сегодня везло: Витя послушался, и мы пошли дальше, обойдя место схватки. Я оказался прав: кабаньи следы говорили, что тут еще и свинья имеется, и несколько поросят.

Когда стало смеркаться, мы вышли на околицу деревни новичков. Путь занял два с половиной часа. Вышло на час дольше, чем я планировал, но так получилось безопаснее. С солнцем тут творились странные вещи: низкие тучи почти не пропускали солнечного света, иногда даже днем становилось темновато. И этот полумрак плавно перетекал в темень, которая наступала часов в восемь вечера. Так было не всегда, иногда солнышко все же выглядывало и день был как день: с нормальным закатом и светлым днем… Некоторые считают пасмурную погоду депрессивной, давящей. Не знаю, мне нравится именно такая. Может, это оттого, что еще со службы у меня закрепился своего рода условный рефлекс: если погода дрянь, значит, преимущество на моей стороне. А может быть, я просто не люблю яркий солнечный свет и теплую погоду. Трудно отделить привычку от правила, привитого работой, когда и то и другое сосуществуют в тебе уже много лет.