Жизненное пространство
Шрифт:
Рывком распахнув дверь, она одновременно сжала сенсор гашетки и импульсная винтовка в ее руках задрожала, выплевывая длинную, неэкономную, веерную очередь.
С грохотом лопнули несколько простреленных навылет экранов, в воздух взметнулось дымчатое крошево пластика, по натянутым как струна нервам ударил ноющий, визгливый звук рикошета, и она вдруг поняла, что стреляет в пустоту, в свой страх, — в операторском зале никого не было, только ветер, врываясь в окно, шелестел какими-то бумагами, да автоматически ерзала, открываясь на половину своего хода, дверь в зал.
Импульсная винтовка
Шейла бессильно сползла по косяку, присев на корточки.
«Господи, что же случилось со мной… со всеми нами… с Элио… С Галактикой… со Вселенной?..»
По щекам бежали слезы, а она едва сдерживала себя, глядя на дымящиеся, простреленные навылет пульты, чтобы не расхохотаться, зло, истерично, давая выход тому ужасу, что продолжал стоять в груди удушливым, стылым комком…
Это было то самое чувство, от которого ее пытался оградить Илья.
Шейла смотрела на длинный пустой коридор, открывающийся за дверями операторского зала, и понимала, что должна встать, пройти по нему, спуститься по аварийным лестницам и двигаться к штабу Конфедерации через горящий, разрушающийся город, через инсектов, мимо сумеречных фигур «Фалангеров», которые охраняли периметр космопорта…
Даже думать об этом было жутко, но она нашла в себе силы встать и сделать первый шаг по направлению к двери.
Оказывается, обуздать сорокапятитонную машину намного легче, чем собственный разум — это Шейла поняла со всей отчетливостью.
Война…
Этот термин хорошо знаком людям, но до определенного момента мало кто задумывается над истинным смыслом знакомого, приевшегося слова.
Мы привыкли — где-то всегда идет война, не проходит дня, чтобы по каналам галактических новостей не передавали сообщения о локальных конфликтах. Кто-то делит территорию, кто-то ресурсы, кто-то сферы влияния, ну подумаешь: там-то погибло столько-то, разрушено… подавлено…
Все это скользит по периферии сознания, материализуясь, в лучшем случае, раз в году, в день независимости колоний, когда ветераны Конфедерации Солнц собираются на центральной площади Элио небольшими группами да по стеклобетону проходят маршем силы самообороны планеты
История тускнеет, забывается, и ты, мимолетом задумываясь над сводкой галактических новостей, не испытываешь положенного ужаса от переданных за сотню световых лет картин разрушений и смерти, оправдываешь себя тем, что невозможно объять необъятное, сопереживать всем и вся, как нельзя одному совестливому человеку накормить всех нищих…
А потом это приходит к тебе, в твой дом…
Приходит внезапно, не постучавшись, с воем совершающих несанкционированную посадку шатлов, остервенелым ревом космических истребителей, барражирующих над материком и пылающим городом…
В такие моменты большинство людей теряет разум. Тысячи человек мечутся в поисках спасения, не понимая, что за беда вдруг обрушилась на их головы, почему вокруг все горит и разрушается, где эти хваленые силы самообороны, которые должны преградить путь любой опасности еще на дальних подступах к планете?..
Шейла не забыла, чему ее учили в военной академии
На самом деле ей было страшно.
Спускаясь по гулким ступеням аварийной лестницы, которая спиралью вилась по периметру диспетчерской башни космопорта, она ощущала страх и растерянность.
За ее спиной пылал город.
Перед ней расстилалось сумеречное пространство космопорта, на котором безраздельно властвовали орды насекомоподобных существ. Что они делали с шатлами, какой груз носили в их отсеки, кем все это было организовано, она не знала.
Самым страшным, критическим оказался тот миг, когда она спустилась к подножию диспетчерской башни и очутилась у выхода. Перед нею был выбор — бежать отсюда без оглядки или же попытаться прокрасться в район стартопосадочных полей, где инсекты продолжали грузить челночные корабли.
Открыв металлическую дверь, которая протяжно скрипнула на петлях, она остановилась как вкопанная.
Сиротливый прожектор, чудом уцелевший на середине здания, освещал небольшой участок площади перед входом.
Трупы… Они были повсюду. Взгляд Шейлы будто оцепенел, она не в силах была отвести его от страшной разрушающей разум картины: люди и инсекты лежали вперемешку, их кровь стеклась в черные, отблескивающие влажным багрянцем лужи, в нескольких местах тела были разбросаны по окружности, а на стеклобетоне виднелись выщерблины и черные округлые подпалины от взрывов гранат…
«Боже мой… Зачем все это?!.. Почему?! Ради чего?!..»
Ей хотелось упасть на колени, взвыть от собственного ужаса, непонимания…
Душа Шейлы летела куда-то в пропасть, откуда уже нет, не может быть никакого возврата.
Обрывочные мысли возникали и тут же гасли, словно язычки пламени свечей под порывом ледяного ветра, оставляя после себя лишь мрак.
Мрак безысходности, осознание непоправимости случившегося, омут рождающейся в душе неизбывной ненависти, которая всасывала в себя остатки здравого смысла.
Вся прошлая жизнь в этот миг превратилась в ничто, она исчезла, потонув в окружавшем девушку багряном сумраке.
Бесконтрольная нервная дрожь по-прежнему колотила ее, но Шейла едва ли воспринимала свое состояние, словно все уснуло внутри, окаменело, замерзло.
Первым ее порывом, родившимся из страшного замешательства, было импульсивное желание бежать… куда угодно, без оглядки, лишь бы оказаться подальше от страшного, освещенного сиротливым прожектором места.
Она действительно рванулась прочь и вдруг опять остановилась как вкопанная — выступив из-за закругляющейся стены диспетчерской башни, перед ней возник родной город, больше похожий на уступчатую глыбу обсидиана, по которой кто-то расставил плошки с горящим жиром. Языки разноцветного, оранжевого, голубоватого, даже призрачно-зеленого пламени расцвечивали улицы, клубы жирного, удушливого дыма от горящих пластических масс вздымались в небо, образуя низко висящие облака, из которых шел черный снег — это, медленно кружа, опадали хлопья сажи.