Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль
Шрифт:
Всю эту возню в Кремле и на Старой площади Х. Г. Раковский и другие оппозиционеры могли воспринять лишь по глухим печатным откликам, причем вначале не очень адекватно. Летом 1928 г. Христиану Георгиевичу казалось, что «правые» (то есть Бухарин и Рыков) уже одержали или, по крайней мере, одерживают победу над «центром» (то есть Сталиным и его группой). Раковский писал Троцкому 21 июля: «Как не нужно поддаваться беспочвенным восторгам по поводу “нового курса”, так и косности психологии ссыльных. Последнее тем паче, что я считаю, что положение очень серьезно. Центр после нескольких жестов был положен на обе лопатки. Победа правых не стоила им даже больших усилий, в первой же схватке – в первом “скрещении шпаг” – у правых… чувствовалась уверенность и спокойствие, а у центра нервность и неуверенность. Посмотрим, что будет на следующем пленуме. Но от одного пленума до другого мы как будто переживаем целый исторический период. Развитие событий идет невероятно быстро». [1175] При всей своей опытности, вдумчивости, аналитических способностях Х. Г. Раковский оказался не в состоянии
1175
HU.HL. bMS Russ 13. T 1753.
Не раз Христиан принимал желаемое за действительное. Он писал, например, Троцкому о том, что на собрании коммунистов и беспартийного актива в Смоленске были сделаны заявления в духе недоверия к партийному руководству до тех пор, пока оппозиционеры остаются в ссылке, что будто бы эти заявления вызвали «грандиозный скандал», что Каганович, по слухам, переметнулся на сторону Рыкова, и т. п. Раковский делал далекий от истины вывод, что партийную массу «призраками не возьмешь» – она-де требует фактов и не верит партруководству. Притом что эти идеализированные суждения соседствовали с новыми трезвыми рассуждениями по поводу подлогов, вымогательств, коррупции, разложения, царившего в партаппарате, нити которого шли, по его мнению, даже за границу, эйфористические надежды на партийную массу выглядели особенно нелогичными. [1176]
1176
Ibid. T 1800.
Но в то же время по адресу тех, кто не раскаялся, звучали и усиливались угрозы, причем как со стороны «центра», так и со стороны «правых». Явный намек на выступления Раковского содержался в докладе А. И. Рыкова об итогах ноябрьского пленума ЦК ВКП(б) 1928 г., с которым он выступил в Ленинграде: «За пределами партии остатки троцкистов пытаются продолжать свою работу… С троцкистами, активно борющимися в настоящий момент с партией и советской властью, мы боремся не только идеологически, но и другими мерами». Впрочем, Рыков, который вместе с Бухариным все более отдалялся от Сталина, в отличие от Сталина и его наиболее верных приверженцев, подчеркивал все же, что на первом плане должна быть борьба идейная. [1177]
1177
Правда. 1928. 4 декабря.
В середине июля Раковский получил телеграмму от Л. П. Серебрякова, в которой говорилось, что теперь ориентация ЦК правильна по основным пунктам, что сейчас не время становиться в позу, что пора подумать о возвращении в партию. Серебряков считал необходимым, чтобы лидеры оппозиции выступили с заявлениями о своем стремлении быть восстановленными в ВКП(б). [1178] Вскоре стало известно, что Радек солидаризовался с политическим курсом Сталина и написал Преображенскому, что от генсека его отделяют теперь только мелкие разногласия. [1179]
1178
РГСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 111. Л. 11–12, 17, 53. Вскоре после покаянного заявления Серебряков был возвращен в Москву, восстановлен в партии и назначен начальником автодорожного управления Наркомата путей сообщения.
1179
HU.HL. bMS Russ 13. T 1800.
Такую позицию Раковский не поддерживал. Значительно ближе ему по духу были оценки Троцкого, изложенные, в частности, в статье «Кризис правоцентристского блока и перспективы», которая была разослана ссыльным оппозиционерам. Кампания против правых, полагал автор, отличается «чрезмерным шумом и треском при отсутствии политической конкретности». Не исключая, что эта кампания может задержать сползание к перерождению, Троцкий высказывал убеждение, что бюрократический режим сохраняет мелкобуржуазную базу и что его политика окончится крахом – «выходом на пролетарский или буржуазный путь». [1180] Раковский не придерживался столь крайних взглядов, считал возможными известные нюансы. Но позиция его оставалась твердой. Он с горечью вспоминал хвастливые слова Г. Л. Пятакова, заявлявшего в свое время, что сохранит верность своим взглядам, даже если останется в одиночестве. «А теперь как больно видеть его в компании Зиновьева», – писал Раковский Радеку. [1181]
1180
РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Ед. хр. 364. Л. 1–17.
1181
Там же. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 111. Л. 3.
Решения июльского пленума ЦК и ЦКК ВКП(б), которые в официальной пропаганде трактовались как сигнал к наступлению на капиталистические элементы села, Раковский оценил по-иному, хотя в глубинные тенденции развития социальной и политической ситуации проникнуть не смог. Он считал, что этот пленум означал «судорожное, беспомощное и безразборное хватание направо и налево со стороны впавшего
1182
РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Ед. хр. 364. Л. 9.
В Астрахани Х. Г. Раковский, вспомнив свою давно оставленную специальность медика, принял участие в борьбе со вспышкой малярии. Он сам заразился ею, [1183] что на фоне хронического сердечного заболевания, которым он страдал с молодых лет, резко ухудшило состояние здоровья. Несколько недель он не мог передвигаться. 20 апреля 1928 г. Раковский телеграфировал Троцкому: «Я уже три недели болею малярией». Троцкий ответил: «Тебе необходимо перевестись из Астрахани». В новой телеграмме от 16 мая говорилось: «Беспокоимся отсутствием вестей. Обнимаем. Лев, Наталья». [1184]
1183
Там же. Л. 3.
1184
HU.HL. bMS Russ 13. T 1334. Т 1471.
Летом 1928 г. врачи также сочли опасным дальнейшее пребывание Раковского в Астрахани. Выдвигалось требование его перевода для лечения на Кавказ. [1185] Однако власти на это требование не реагировали. Даже просьбы Раковского предоставить ему возможность выехать на лечение на неопределенное время оставались втуне. [1186] Ссыльные оппозиционеры, и Раковский в их числе, все еще видели себя в качестве некоего привилегированного слоя, хотя и находившегося в опале, продолжали надеяться на перемены к лучшему в развитии страны и в собственной судьбе.
1185
Бюллетень оппозиции. 1930. № 9. С. 15–16.
1186
РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 111. Л. 5, 10.
7. Саратов и Барнаул
В начале ноября 1928 г. Х. Г. Раковский был переведен органами ОГПУ из Астрахани в Саратов. [1187] Позже, во время судебного процесса по делу так называемого «правотроцкистского блока», на котором Раковский вместе с Бухариным, Рыковым, Крестинским и другими был одной из жертв судебного фарса, возникла версия, что он был переведен в Саратов по просьбе Н. Н. Крестинского, высказанной Л. М. Кагановичу, в связи с плохим состоянием здоровья и что вскоре после этого Христиана Георгиевича посетила в Саратове дочь Крестинского, передавшая ему письмо отца с предложением возвратиться в партию. [1188] Эту версию некритически повторяют автор предисловия к публикации нескольких работ Раковского на английском языке Г. Фейган [1189] и некоторые другие авторы. Между тем никакому фактическому свидетельству, содержащемуся в материалах этого судебного процесса, без достаточного подтверждения другими данными верить нельзя изначально.
1187
Данные Центрального архива Федеральной службы безопасности РФ.
1188
Судебный отчет… С. 143–144.
1189
Fagan G. Introduction. – In: Rakovsky Ch. Selected Writings on Opposition in the USSR 1923–30. London, 1980. P. 54. В советской литературе также прозвучало ничем не оправданное доверие к показаниям подсудимых на этом процессе. В. В. Соколов повторил версию о письме Крестинского Раковскому в Саратов, добавив, что последний, мол, выполнил рекомендацию Крестинского вернуться в партию (Новая и новейшая история. 1989. № 5. С. 135). Но автор то ли по неведению, то ли злонамеренно не указывает, что просьба о восстановлении в партии появилась только в 1934 г., в совершенно новых условиях (см. ниже) и никакого отношения к письму Крестинского иметь не могла, если даже таковое и существовало, в чем можно выразить сомнение, имея в виду, что Крестинский отмежевался от оппозиции перед этим и никаких отношений с оппозиционерами не поддерживал.
Особенно это относится к показаниям того лица, которое фигурировало на процессе под именем Н. Н. Крестинского. [1190] В данном же случае никак нельзя предположить, что Раковский, ставший после Троцкого наиболее видным нераскаявшимся деятелем оппозиции, продолжавший активную борьбу против сталинщины, был переведен в Саратов для поправки здоровья. Причины перевода лежали, по всей видимости, в совершенно другом измерении, и связаны они были, скорее всего, с намерением разрушить установившиеся контакты и политические связи.
1190
Об этом см. ниже.