Жизненный путь Марины
Шрифт:
— Станцуй, девочка! — попросила её Марина. — Пусть нам покажется, что ты опять маленькая.
Но Таня боялась опоздать в школу.
— Какая же я маленькая? — сказала она. — Я почти до тебя уже доросла!
Тогда Марина со смехом подвела Таню к двери в коридоре, где уже несколько лет она карандашом отмечала рост девочки.
— Стань сюда, вплотную, — сказала Марина, беря карандаш.
Двенадцатилетняя Таня была высока и тонка.
— Ого! Сто пятьдесят пять сантиметров! Действительно, с бабушку выросла!
Она ещё раз поцеловала Танюшу и отпустила её. И долго
Мы остались одни. Сели друг против друга и стали говорить о Тане. Вспомнили один случай из её «деловой» жизни.
Как-то давно, ещё в одном из младших классов, в последний день учебного года Таня пришла домой в особенно хорошем настроении. Она протянула Марине свой табель и сказала:
— Учительница говорит, что мой табель очень легко заполнять: можно выставлять в каждой строчке по пятёрке, даже не глядя.
Марина внимательно просмотрела табель. Действительно, пятёрки выстроились в нём длинной сплошной шеренгой. Тогда она серьёзно и деловито сказала:
— Если ты можешь так учиться, давай заключим договор: не снижать! Идёт?
— Идёт! — ответила, подумав, Таня.
Ни одного раза не нарушила она этот договор, который считала для себя священным. Из класса в класс Таня переходила с похвальными грамотами. Одинаково ровно училась и в довоенной Москве, и в Васильсурске, и когда мы вернулись домой из эвакуации.
Потом я вспомнила одно из первых военных писем Марины.
Она писала Тане:
«Сдаю зачёты и экзамены, как и ты, только на пятёрки. Вызываю тебя на соревнование…»
Ах, если бы не война!..
Автомобильный гудок ворвался в нашу тихую беседу: с аэродрома за Мариной приехала машина. Наскоро одевшись, Марина заторопилась на аэродром. Мы присели на диван.
— Лечу в Сталинград, мамочка. Там немцы держатся ещё на «пятачке» в тридцать пять квадратных километров. Надо их с этого «пятачка» выбить как можно скорее. Я тебе ещё позвоню с аэродрома.
Мы обнялись, поцеловались.
— О Тане не тревожься, — сказала я.
Марина уже открыла дверь, но быстро обернулась:
— Забыла томик Симонова.
Я сказала:
— Ну зачем тебе эта растрёпанная книжка?
— Нужно, мамочка. Если бы ты знала, как стихи помогают моим девушкам, когда на них вдруг нападает грусть!..
— Ну — ну, бери, раз так, — засмеялась я.
Мы опять поцеловались. На душе у меня было тяжело. Но я, как всегда, крепилась, стараясь не волновать Марину. Едва на лестнице затихли её шаги, я дошла до кресла, да так и осталась сидеть в нём, около телефона, в ожидании Марининого звонка. Где-то в глубине сердца теплилась надежда: а вдруг Марина задержится ещё на несколько дней и останется встречать с нами Новый год?..
Планшет Марины, с которым она вылетела в своё последнее боевое задание.
Ровно в двенадцать часов зазвонил телефон. Далёкий ласковый голос сказал мне:
— Мамочка, мы улетаем. Поцелуй за меня Танюшу
Долго звучал во мне этот голос, долго слышались его интонации… Могла ли я подумать тогда, что этот разговор будет последним моим разговором с дочерью!..
И письмо от 23 декабря, отосланное через несколько часов после вылета Марины из Москвы, было последним: «Дорогие мои мамочка и Танюрочка… посылаю вам привет и тысячу поцелуев… всё у нас в порядке… Обо мне не беспокойтесь… Посылаю тебе ключ от нашей квартиры, который улетел со мной в моём кармане… Будьте умницы, мои дорогие, берегите здоровье… Когда я вернусь домой с фронта, то вы обе должны уже поправиться. Целую вас, мои любимые…»
Последнее письмо Марины домой от 23 декабря 1942 года.
4 января 1943 года Марина перебрасывала свой полк на Сталинградский фронт, чтобы разбомбить тот самый «пятачок», на котором сгрудились остатки фашистских дивизий. Пока было светло, все самолёты долетели благополучно. Марина вылетела в сумерках с последним звеном…
А несколько дней спустя девушки из полка Марины привезли её тело в Москву…
«ЗА МАРИНУ РАСКОВУ!»
5 января 1943 года полк Марины Расковой дал торжественную клятву командованию: «Марины Расковой нет больше с нами, но мы торжественно обещаем, что не посрамим её славы. Мы доведём её дело до конца».
Сбылось предсказание Марины, сделанное ею в дождливый вечер в землянке, у ярко пылавшей печки: указом Президиума Верховного Совета СССР двум женским полкам лёгких бомбардировщиков было присвоено звание Гвардейских.
По всей стране началась подписка на авиаэскадрилью «имени Марины Расковой».
12 января мы провожали Марину в её последний путь. Урна утопала в цветах. В почётном карауле стояли члены правительства, Герои Советского Союза, лучшие люди страны…
…Пол усыпан гвоздиками — любимыми цветами моей дочери. Оркестр играет траурный марш Шопена. Вот в почётный караул встают Рома и отец Танюши — Сергей Иванович. Он только что прилетел с фронта. Лицо его — суровое и обветренное. Таня тихо, на цыпочках подходит к отцу и утирает ему слёзы своим платком.
…Процессия идёт по Красной площади. Низко склонились боевые знамёна. И вдруг до меня доносятся чьи-то проникновенные слова:
— Короткую, но славную жизнь прожила Марина Раскова. Это был простой, скромный советский человек, близ кий и родной народу, герой, воплотивший в себе лучшие черты нашего великого народа — его бесстрашие, революционную энергию, его смелость и отвагу…
Говорит товарищ Щербаков.
Три орудийных залпа раздались в тот момент, когда в «ишу Кремлёвской стены, рядом с прахом Полины Осипенко, поставили урну Марины. И в ту же минуту над площадью пронеслись боевые самолёты…
Из села Ново — Покровка, Чкаловской области, пришли по почте стихи: