Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
Миланцами были также резчики Гаспаро и Джироламо Мизурони, прекраснейшие хрустальные вазы и блюдца которых нам приходилось видеть, и, в частности, две чудесные работы такого рода были ими сделаны для герцога Козимо, не говоря о вырезанной из куска гелиотропа вазе удивительных размеров с чудесной резьбой, а также о большой вазе из ляпис-лазури, заслужившей бесконечные похвалы. Тем же занимается в Милане и Якопо из Треццо, и все они поистине придали этому искусству большую красоту и легкость.
Я мог бы перечислить многих, сравнявшихся с древними и их превзошедших в искусстве углубленной резьбы для медалей, голов и оборотов. Так, например, Бенвенуто Челлини, занимаясь ювелирным искусством в Риме при папе Клименте, сделал две медали, где помимо головы папы Климента, так похожего, что он кажется живым, он изобразил на обороте
Римлянин Пьетро Паоло Галеотто также делал и делает при герцоге Козимо медали с его изображением, штампы монет и выполняет наборные работы, подражая приемам превосходнейшего мастера Сальвестро, создавшего в Риме в этой области дивные вещи.
Пасторино из Сиены занимался тем же, изображая головы с натуры, и, можно сказать, изобразил всех на свете: людей знаменитых и доблестных, а также и низких. Он придумал твердый стук для портретов, чтобы их можно было раскрашивать; естественными цветами передавал он тени бород, волос и тела, благодаря чему они казались у него живыми. Однако еще больших похвал заслужил он за работы на стали, из которой он делал превосходные штампы для медалей. Слишком долго было бы рассказывать о тех, кто делает портретные медали из воска, ибо каждый ювелир теперь этим занимается и взялись за это и многие дворяне, как, например, Джованбаттиста Соццини в Сиене, и Россо деи Джуньи во Флоренции, и бесчисленное множество других, о которых сейчас я больше говорить не стану, и, дабы покончить с этим, вернусь к резчикам по стали, каковы болонец Джироламо Фаджуоли, работающий резцом по меди, и во Флоренции Доменико Поджини, который изготовлял и изготовляет из мрамора статуи, подражая в этом, насколько может, самым редкостным и превосходным мастерам, когда-либо создавшим в этой области редкостные вещи.
Жизнеописание Маркантонио, болонца и других
Поскольку нами в теории живописи мало говорилось об эстампах на меди, ибо тогда достаточно было показать способ гравирования по серебру при помощи резца, квадратного в сечении инструмента, со срезанным под углом и очень тонким лезвием, мы, пользуясь настоящим жизнеописанием, скажем о них сейчас ровно столько, сколько нам это покажется достаточным. Так вот, начало гравирования эстампов восходит к флорентинцу Мазо Финигверра, а именно к 1460 годам от года нашего спасения. Действительно, все свои вещи, которые он гравировал по серебру, заполняя узоры чернью, он отпечатывал с глины, заливая узоры расплавленной серой, смешанной с сажей: эта маслянистая смесь имела тот же вид, что и чернь на серебре. Затем он делал отпечатки на влажной бумаге, пользуясь такой краской и нажимая на бумагу круглым, но совершенно ровным валиком так, что узор казался не только напечатанным, но как бы нарисованным пером.
Последователем его был флорентийский золотых дел мастер Баччо Бальдини, который, плохо владея рисунком, все свои работы выполнял по замыслам и рисункам Сандро Боттичелли. А так как об этом способе проведал находившийся в Риме Андреа Мантенья, он и стал гравировать многие свои произведения, как о том говорится в его жизнеописании.
Когда же это изобретение проникло и во Фландрию, некий Мартин, почитавшийся тогда в Антверпене отличнейшим живописцем, многое сделал этим способом и послал в Италию большое количество напечатанных рисунков, которые все были помечены буквами М. С., и в первую очередь пять неразумных дев с потухшими светильниками и пять разумных с зажженными, а также Распятие Христа с предстоящим св. Иоанном и Богоматерью у его ног. Последняя была настолько хорошей гравюрой, что флорентийский миниатюрист Герардо принялся ее копировать также резцом, что ему великолепно и удалось, однако он этим ограничился, так как жил очень недолго.
После этого Мартин выпустил четыре тондо с изображением четырех евангелистов и на двух небольших листах — Иисуса Христа с двенадцатью апостолами и Веронику с шестью святыми того же размера, а также гербы нескольких немецких господ, поддерживаемые обнаженными и
После этого Мартина такими же гравюрами, но с лучшим рисунком, более осмысленно и с более богатой выдумкой стал заниматься в Антверпене Альбрехт Дюрер, пытаясь подражать природе и приблизиться к итальянской манере, которую он всегда очень высоко ценил. Так, будучи еще совсем юношей, он сделал много вещей, понравившихся не меньше Мартиновых, и гравировал их собственноручно, подписываясь своим именем. В 1503 году он выпустил маленькую Богоматерь, в которой превзошел и Мартина, и самого себя, а затем на многих других листах — великолепных лошадей, нарисованных с натуры по две на каждом листе, а еще на одном листе — блудного сына в образе мужика, стоящего на коленях со сложенными на груди руками и смотрящего в небо, в то время как несколько свиней едят из корыта, и тут же изображены красивые дощатые дома, какие бывают в немецких деревнях. Напечатал он и небольшого св. Себастьяна, привязанного с поднятыми руками, и сидящую Богоматерь с младенцем на руках перед окном, освещающим ее со спины, — для маленькой вещи лучшего себе и представить нельзя.
Выпустил он женщину, одетую по-фламандски, которая едет верхом в сопровождении пешего слуги, а на большой медной доске он вырезал нимфу, уносимую морским чудовищем, в то время как другие нимфы купаются. Достигнув совершенства и вершины этого искусства, он с тончайшим мастерством изобразил на доске того же размера Диану, избивающую палкой нимфу, которая ищет защиты на коленях у сатира. На этом листе Альбрехт решил показать, насколько он владеет обнаженным телом. Однако хотя мастера эти и пользовались большой славой у себя на родине, у нас произведения их ценятся только за мастерство гравюры, и я готов поверить, что Альбрехт, пожалуй, и не сумел бы сделать лучшего, так как, не имея другой возможности, он был вынужден, изображая обнаженное тело, срисовывать своих же учеников, у которых наверняка, как у большинства немцев, были безобразные тела, хотя одетыми люди этих стран и кажутся очень красивыми.
Напечатал он также множество всяких бытовых сцен во фламандском духе на листах с очень маленьким полем тиснения и с изображением крестьян и крестьянок, играющих на волынке, пляшущих, а то и торгующих птицей и прочим добром и на всякие другие лады. Награвировал он также и человека, задремавшего в бане, которого во сне соблазняет Венера, Амур же забавляется тем, что влезает на ходули, дьявол же дувалом, вернее маленькими ручными мехами, надувает спящего через ухо.
Выпустил он также дважды и по-разному изображенного св. Христофора, несущего младенца Христа, причем оба они великолепны и мастерски выполнены в передаче прядей волос и всего остального. Придя к убеждению, после всех этих произведений, насколько медленно он гравирует по меди, а также располагая множеством замыслов, нарисованных по-разному, он стал резать по дереву, так как этот способ представляет тем, кто лучше рисует, больше возможностей показать совершенство своего мастерства. В этой манере он и выпустил в 1510 году два небольших эстампа, на одном из которых — Усекновение главы св. Иоанна Крестителя, а на втором — Поднесение этой главы на блюде пирующему Ироду, на других же листах — св. Христофор, св. папа Сикст и св. Лаврентий.
И вот, убедившись, что резать по дереву гораздо легче, чем по меди, он, продолжая работать по дереву, сделал св. Григория, справляющего мессу в сопровождении диакона и его служки. Наконец, осмелев, он в 1500 году награвировал на листе королевской бумаги часть Страстей Христовых, а именно, предполагая со временем выполнить также и остальное, четыре вещи, как-то: Тайную Вечерю, Ночное моление Христа в Гефсиманском саду, Нисхождение его во ад и вызволение оттуда праотцов и его Воскресение во славе. Вторую же сцену он изобразил также маслом на превосходнейшей маленькой картине, находящейся ныне во Флоренции у синьора Бернардетто деи Медичи.