Жнец. Книга шестая
Шрифт:
Отдел полиции одного из районов Москвы
Кабинет начальника отдела
Этим вечером барон Сметанков Егор Григорьевич решил задержаться на своей работе, ведь дома, где табуном бегает подрастающее поколение, отдохнуть вряд ли удастся.
Расположившись в своем кресле, начальника отдела, которым являлся Егор Григорьевич, выудил из стола бутылку виски и небольшую шкатулку импортных сигар. Налив алкоголь в бокал и обрезав сигару,
— Ну, за тебя, Захаров, — выдохнул мужчина, вспоминая своего делового партнера, и опустошил ёмкость с янтарной жидкостью.
Наполнив бокал вновь, Егор Григорьевич поджег сигару и только хотел было затянуться, как в дверь застучали. Скривившись от недовольства и пообещав себе наказать наглеца, он грозно выкрикнул:
— Войдите!
Дверь шустро распахнулась, и в открывшийся проем вошёл молодой парень с погонами лейтенанта на плечах.
— Гладельников, тебе чего надо? — не дав сказать молодому человеку и слова, насел на него начальник отдела.
— Шеф, к вам посетитель, — нервно проблеял лейтенант.
— Ты совсем ополоумел, Гладельников?! Время вообще видел?! — разозлился Егор Григорьевич. — Отвечай, когда тебя спрашивают! Или вам в академии совсем мозги отбили?
— Никак нет, товарищ полковник! Не отбили, — вытянулся по струнке Гладельников. — Гость знает, что вы здесь, а также весьма настаивает на встрече. Говорит, что это вопрос жизни и смерти.
— Что за пургу ты несешь, лейтенант?! — не унимался начальник отдела, отчего даже привстал со своего кресла. — Чьей, мать твою, жизни и смерти?! — в ответ ему послышалось лишь сопение со стороны парня, что собирался с силами. — Гладельников, ты в шаге от того, чтобы отправиться в какую-нибудь провинцию, покинув столицу! — пригрозил Егор Григорьевич. — Отвечай, пока не поздно! Вопрос чьей, — подчеркнул это слово начальник отдела, многократно повысив голос, — жизни и смерти?!
— Вашей, товарищ полковник, — тихо ответил лейтенант и, увидев, как лицо Егора Григорьевича перекашивается от злобы, добавил: — Это слова графа Новикова, не мои.
Почувствовав, как кровь отлила от его лица, барон Сметанков медленно сел обратно в кресло. Мысли судорожно забегали в его покрытой сединой голове:
«Это же он прикончил Захарова, — Егор Григорьевич оказался на грани. — Что ему здесь надо? Неужто прознал что-то? Однако отказывать нельзя, так можно и голову потерять.»
Невольно потерев шею, барон Сметанков без крика произнес:
— Пропустить, — приказал начальник отдела, однако увидев, что его подчиненный не сдвинулся с места, прокричал: — Чего встал, Гладельников?! Хочешь, чтобы вопрос жизни и смерти встал у тебя?! Я сказал: пропустить графа!
— Есть! — рвано козырнул лейтенант и помчался исполнять приказ своего прямого начальника.
А Егора Григорьевича тем временем бросало то в пот, то в холод. Откуда такой страх перед графом, понять было не трудно.
«Видимо, Захаров не почистил за собой, и теперь Новиков знает, что он дает крышу нескольким бандам местного разлива, — предположил начальник отдела. — Думаю, можно будет откупиться.»
Довольно кивнув своим догадкам, барон
— Ваше Сиятельство, какая неожиданная встреча. Я…
— Сядь, — холодно бросил граф, закрыв за собой дверь, и Егор Григорьевич сел, сам не понимая, почему подчинился.
Новиков больше не произнес ни слова, пока медленно шел, четко чеканя каждый шаг, к пустующему креслу, что стояло напротив стола начальника отдела. Зато сам Егор Григорьевич смог рассмотреть вошедшего пристальнее. Широкий плечи, властный, но тем временем спокойный взгляд, уверенная походка — все это говорило, что парень не просто так стал графом. Однако взгляд барона Сметанкова ухватился не только за это, но и за молодое лицо Новикова, а также надетый на нем новый костюм.
«Уже пожинает плоды с удачно оконченной войны? — предположил мужчина. — И вообще, какого черта я трясусь как банный лист перед этим щенком, у которого молоко на губах ещё не обсохло?»
Решив показать, что граф вообще-то на чужой территории, Егор Григорьевич решил встать и поставить вошедшего юнца на место:
— Что…
— Я сказал: сядь, — припечатал словами граф и взглянул на барона Сметанкова таким взглядом, от которого у того перебило дыхание.
Почувствовав, словно к горлу приставили нож, который в любой момент может прервать его жизнь, Егор Григорьевич решил больше не геройствовать, а дождаться, чего же хочет столь поздний гость, пришедший к нему на рабочее место.
Граф бросил на стол кипу папок, от взгляда на которые у полковника полиции вся жизнь перед глазами пролетела. Разумеется, он узнал эти досье, ведь они являлись точными копиями тех, что он лично собирал на каждого из указанных в них людей, дабы подготовить грамотную подставу и засадить неудачников далеко и надолго.
— Читай, — приказал граф, на что Егор Григорьевич трясущимися руками взял папку, лежащую на самом верху, и открыв ту, вгляделся в ее содержимое.
— Н-не могу, — сглотнув ком в горле, признался мужчина и не соврал, ведь глаза в самом деле разбегались в незнании, за что им ухватиться.
— Совесть проснулась? Или страх? — спросил граф.
Бросив быстрый взгляд на гостя, Егор Григорьевич понял, что тот не потерпит лживого ответа, поэтому решил признаться:
— Страх, Ваше Сиятельство, — просипел барон Сметанков, не узнав собственного голоса.
— Страх чего? — продолжал нагнетать граф.
— Смерти, Ваше Сиятельство.
— Смерти? — вопросительно хмыкнул гость. — Думаешь, смерть самое страшное, что может с тобой произойти? Думаешь, что я тебя здесь и сейчас прикончу, как Захарова? Лучше поразмысли, что с тобой сделают, стоит тебе попасть за решетку к тем, кого ты за нее и усадил, — глаза Егора Григорьевича расширились от осознания того, к чему клонит граф Новиков. — Вижу, что ты прекрасно понимаешь, что по головке тебя в тюрьме не погладят. А что будет с твоей семье в случае, если эту информацию обнародуют, догадываешься, барон?